Книга К.И.Мосина На Исовских приисках ч.8

К.И. Мосин "На Исовских приисках"

ВОСПОМИНАНИЯ РЯДОВОГО МЕФОДИЯ МАРАКУЛИНА

В 1941 году я работал мастером в Яборовском лесоучастке Новолялинского леспромхоза. Когда началась война, мне дали бронь от призыва в армию. В сентябре сорок третьего года начальник лесоучастка С.И.Глушанинн даёт мне задание разобрать и сложить в клетки настил с лежневой дороги, березовые и осиновые брёвна, пролежавшие в земле более пяти лет. Это около 250 кубометров. Лес понадобился для того, чтобы выполнить план третьего квартала. За невыполнение плана тогда был строгий спрос, могли и снять с работы. Вот Глушанин и решил таким образом выкрутиться. Я говорю ему: " Это ведь вредительство, Семен Иванович. Весной сбросим бревна в реку для молевого сплава, они проплывут немного и утонут, так как отсырели в земле и стали тяжёлыми. Кроме того, их надо оформить как заготовку на корню, а это тоже уголовное дело ".

Не выполнил я его приказ, и он решил проучить меня. Договорился с комиссаром Исовского райвоенкомата, чтобы с меня сняли бронь и отправили в армию, а там на фронт.

Я сказал: " Лучше пойду на фронт, защищать Родину, но на вред государству делать не стану". 10 октября меня призвали в Красную Армию.

В Свердловске попал на курсы связистов-телефонистов, в конце ноября окончил их и с маршевой ротой уехал на фронт. 21 декабря прибыл в 338 гвардейский стрелковый полк. Направили в роту связи, командиром которой был старший лейтенант Уфимцев.

Полк находился в районе Раковичей, готовились к наступлению для прорыва обороны противника на Житомирском и Бердичевском направлении.

Бои предстояли тяжёлые, готовились тщательно. Нас, новичков, ввели в курс дела по своей специальности, особенно по устранению порывов кабелей связи во время боя. Настроение у личного состава приподнятое, это чувствовалось по поведению рядового и командного состава. Наступать всегда веселее, чем отступать, а наступление Красной армии шло по всем фронтам. Утром 24 декабря началась мощная артиллерийская подготовка, противник отвечал тем же. Всё небо заволокло пороховым дымом, стоял сплошной гул. Повреждения линии связи начались с первых минут, Опытные, бывалые связисты брали по одному новичку и бежали исправлять их. Там, где проходило несколько кабелей вряд и все были порваны, нужный находили при помощи телефонного аппарата. Всё это делалось лёжа, над головой свистят пули и осколки снарядов, работаешь руками и думаешь: "Ну всё, сейчас убьёт меня!" Первый бой особенно страшный и запоминающийся. Это потом как-то уже обвыкнешь, а сейчас такое желание бросить всё и заползти в какую-нибудь щель. Прошло семь суток непрерывных боёв. Я счёт потерял, сколько раз из окопа вылазил и бежал устранять обрывы.

Первого января 1944 года в расположение нашей роты пришёл офицер и объявил построение. Когда встали в строй, он скомандовал: "Уральцы и Сибиряки три шага вперед"! С Урала я оказался один и один сибиряк. Офицер спросил, какое образование, кем работал, давно ли воюю. Я ответил. Он сообщил командиру роты, что бойца Маракулина забирает с собой. Завел в какую-то хату и сказал: "Будешь старшим писарем нашего отдела при штабе полка". Оказывается накануне весь отдел был накрыт вражеским снарядом и весь личный состав был уничтожен. Командир роты стал просить меня обратно, так как получили новый коммутатор, и требовался грамотный специалист. Вскоре меня снова направили в роту связи, и уже двенадцатого февраля принял участие в бою. Чтобы выявить огневые точки противника, командование решило провести разведку боем в составе одного батальона. Вслед потянули линию связи. Немцы открыли пулеметный и минометный огонь. Линия связи постоянно рвалась, и я пять раз выходил на её восстановление. В последний раз не успел вернуться, как снова обрыв. Командир приказал двум бойцам не русской национальности, набивавшим патроны в пулеметные ленты, бежать и устранить обрыв. Те отказались. Офицер стал расстёгивать кабуру пистолета. В это время я спрыгнул в окоп. Младший лейтенант, командир взвода, говорит мне: "Давай пойдем". И мы снова побежали. Этих солдат в полку я больше не видел. Говорят, их отдали под суд военного трибунала, а там, в лучшем случае штрафная рота, если не расстрел.

Вскоре, сильно поредевший, наш полк отправили в тыл для пополнения. Я собрал грязный кабель, катушки не хватило, пришлось наматывать на себя. Там меня, в качестве связного и писаря, выпросил командир пулеметной роты. В роте семь станковых пулеметов типа "Максим", один из них при ячейке управления роты. Мне пришлось освоить специальность пулеметчика и это впоследствии пригодилось. Стояли в обороне, в селе "Весёлый совхоз", с кормёжкой было туго, и тут около хаты я нашёл мешок с подсолнечным семенем. Вот радости-то было у солдат, полмешка у нас забрали в штаб батальона.

В ночь, на 8 марта немцы открыли артиллерийско-минометный огонь. В семь часов утра, без артподготовки, мы пошли в наступление. В вещмешки, вместо хлеба и продуктов, набили пулеметными лентам и патронами. Немцы из окопов ушли, без боя и полк цепью прошёл дальше. В чистом поле за большим соломенным обметом немцы оставили засаду, которая открыла огонь по нашей цепи из крупнокалиберных пулеметов. Мы залегли и окопались. Командир батальона дал команду "Вперед!", несколько офицеров и сержантов поднялись, но огонь противника был сильный, и командиры снова упали, больше никто не хотел подняться. Комбат послал меня с приказом - командирам рот поднять людей в атаку. Я поднялся и побежал вперед, кричу—За Родину! За Сталина! Оглянулся, смотрю, все поднялись и с криком "Ура!" бегут за мной. Немцы не выдержали и стали отходить. Впереди себя я увидел немца, выстрелил, тот упал, подбежал и увидел, что это был офицер. В это время немцы открыли минометный огонь, но нас остановить уже не могли.

За этот бой меня представили к награде орденом Красной Звезды. Но наградной лист был утерян и награду я не получил.

Однажды шёл бой, мы подбежали к шоссе, немцы обстреливали нас из орудий. Командир взвода кричит: "Ложись сюда" и показал пальцем на кювет, но я перебежал через дорогу и упал на той стороне, в это время, в то место, куда указал лейтенант, упал снаряд и разорвался. Вот думаю, не всегда выходит надо сразу выполнять команды.

На территории Украины 9 и 10 марта двое суток шел беспрерывный бой за овладение селом, на окраине которого был расположен сахарный завод. Мне нужно было держать связь с шестью пулеметными расчётами, приданными трём ротам. Я передавал команды командира роты командирам пулемётных взводов и одновремённо разносил банки с пулемётными лентами, обратно забирал пустые банки.

10 марта немцы повели шквальный огонь из миномётов и пулемётов по нашим позициям. На моих глазах убило командира батальона и ранило командира нашей пулеметной роты, убило и ранило тогда много наших солдат, сержантов и офицеров.

Немцы пошли в атаку, их было много, шли почти вплотную друг к другу и беспрерывно строчи-ли из автоматов. Я стоял в окопе, склонившись к брустверу, и стрелял из винтовки. Кругом пальба, грохот, помню только, как рядом со мной лежали два убитых бойца, По моей каске щелкнуло несколько раз, но не пробило. От третьего батальона осталось 18 человек, и мы стали отходить, я тоже пополз ко второй линии обороны нашего полка, но тут меня сильно ударило в левую руку. Когда я свалился в окоп, увидел, что по руке сильно течёт кровь. Немцев здесь отбили, а меня отправили в санбат. Там сделали перевязку и направили в госпиталь. После госпиталя попал связистом в 274 стрелковый полк В мае были в обороне, до окопов противника от 200 до 400 метров. Немцы постоянно обстреливали нас, кабель линии связи часто рвется, я, как обычно, бегу или ползу и исправляю его.

С командиром первого взвода Паньшиным ночью выползли на нейтральную полосу с тем, чтобы выявить огневые точки противника на нашем участке. Лейтенант наблюдал и тихо сообщал мне, а я, укрывшись двумя шинелями, чтобы не слышно, по телефону передавал своим. Таким образом, на "нейтралку" мы выходили дважды, место было лесистое, заросшее кустарником и немцы нас не заметили. Оборону держали более двух месяцев. Рядом была дубовая роща, за ней стояла батальонная кухня, мы туда по тропинке ходили за варевом. Немец узнал об этом и палил из самоходок болванками и из шестиствольных минометов по этой роще. Однажды меня застал на той тропинке обстрел из этих минометов осколочными минами. Я лег за деревом и уцепился руками за корни, но тут поблизости разорвалась мина, меня подбросило от земли, когда обстрел окончился, так шинель оказалась в нескольких местах пробитой мелкими осколками. Такие "концерты" бывало по 15 - 20 минут длились из всех видов орудий, невозможно и описать, что там творилось. Прижимались к стенкам окопа, земля аж трясется, а ты лежишь и ждешь, когда твоя смерть наступит. Бывали и прямые попадания в окоп, тогда от солдата, кроме каски и котелка, ничего не оставалось

Однажды, чтобы выявить огневые точки противника, поступил приказ, нашей седьмой роте но-чью стоять в своих траншеях и громко кричать "Ура!" а соседям с флангов открыть огонь по окопам врага, нам же стрелять запрещёно. На вторую ночь соседняя рота кричала "Ура"! а мы стреляли. Не знаю, была ли от этого польза?

За быстрое устранение повреждений и бесперебойную работу связи в обороне меня наградили медалью " За отвагу".

Летом из окопов прорыли узкую щель в сторону противника Ночью по ней, по одному - два человека пробирались на нейтральную полосу и вели наблюдение. У нас в роте служил здоровый уса-тый мужик, возраст более 50 лет. Пришёл приказ демобилизовать его по возрасту и как механизатора сельского хозяйства на бывшей оккупированной немцами территории. Этот мужик попросился последний раз сходить на нейтральную полосу. Взял винтовку и несколько гранат. Ночью мы услышали несколько взрывов гранат, а вскоре появился этот усач и приволок раненого немецкого офицера. Оказывается, на него наткнулась немецкая разведка, они его не видели, а он подпустил их поближе и закидал гранатами, всех перебил, только один остался раненый. Из штаба дивизии привезли орден Красной Звезды, вручили солдату и с почестями отправили домой. Доставалось "матушке пехоте-царице полей". В дождь и холод сидит солдат в окопе, негде укрыться от холода и нечем закрыться от дождя. За всё про всё одна старая шинель. Окоп его крепость и дом родной.

В Карпатах, где мы были, земля сырая, стенки окопов обваливаются, их приходится крепить ветками. В наступлении плохо, и сидя в обороне, тоже нет покоя, ни днем, ни ночью. Окопы рой, ук-рытия строй, за противником наблюдай, слух и зрение ночью напряжены до предела. 14 июля дивизия пошла в наступление. Наш третий батальон в тот же день был направлен в тыл противника с задачей - где завяжется бой ударить по немцам с тыла. Шли, таясь от немцев, по кромке леса. Видели, как вдали по дороге в ту и другую сторону движется немецкая техника, но в бой не вступали. Однажды пересекли ржаное поле и через дорогу стали входить в дубовую рощу. В это время из-за поворота прямо на нас вышло около батальона мадьяр. Мы быстро развернулись, охватили их полукольцом и открыли огонь из всех видов оружия. Мадьяры не успели оказать никакого сопротивления, в панике стали разбегаться. Много их полегло там, часть скрылась в высокой ржи, а мы потерь не имели. В те дни делали большие переходы впроголодь, без сна и отдыха, бывало, на ходу засыпали, идешь, идешь и вдруг уткнёшься в спину товарища. Долго ходили по тылам противника, внезапно нападали на отдельные воинские части, их склады с боеприпасами и горючим, поджигали их и быстро уходили .Прошли Делятин, Надворню, Гуту, Долину .Освобождали Выгоду, здесь у нас были потери. Не доходя километров пятнадцать, до местечка Дворня, получили приказ - ускоренным маршем идти на выручку нашего полка, попавшего в окружение. Когда прибыли к месту назначения от местных жителей узнали, что наших тут много полегло, вырваться из окружения не смогли. В то время сплошного фронта не было. Кругом слышна артиллерийская стрельба, казалось, что фронт повсюду. Мы заняли высоту, в сторону противника крутой склон, взять нас не просто было. Вырыли окопы и почти неделю держали оборону. Немцы не раз ходили против нас в наступление, но выбить не смогли. С патронами у нас туго было, поэтому отбивались, в основном, гранатами. С продуктами тоже плохо стало. У местных жителей покупали молоко, но среди личного состава начались болезни желудков. Позднее узнали, что немцы при отступлении коровам местных жителей сделали прививку с микробами дизентерии. Я тоже несколько недель маялся с желудком.

После короткого отдыха снова начались бои, и опять по 5-6 раз бегаю восстанавливать обрыв кабеля. Помню, шел сильный бой, стало уже смеркаться, противник ведет минометный огонь, связь постоянно пропадает. В роте, кроме меня, ещё два связиста. Командир роты послал одного из них, затем второго, но связи нет. Даёт команду мне. Я побежал, кругом мины рвутся, вижу оба сидят в воронке пережидают, когда пальба утихнет. Стали уговаривать меня, чтобы командиру не говорил. Исправили обрыв, я пожалел их, и не доложил, никому ничего не сказал, хотя знал, что отсутствие связи может обернуться большой бедой и тут уж себя и других жалеть не приходится.

В последнюю ночь на 14 августа 1944 года было отбито десять атак, только гранат в нашей роте было израсходовано четырнадцать ящиков. Людей в роте осталось тринадцать человек. Девушки-санитарки, спасая раненых, с ног от усталости валились. Однажды я убежал с донесением в штаб батальона, в это время в мою ячейку заскочил солдат с соседней роты, пока я отсутствовал, прямо в неё попал снаряд, от солдата ничего не осталось. Вечером нас сменило подразделение из Гвардейской горно-стрелковой дивизии, хотя и менять-то уже некого было, окопы они заняли почти пустые. От всей нашей дивизии мало что осталось.

В тылу нас сфотографировали, оформили наградные листы, на меня заполнили на орден Славы третьей степени, но я его не получил, так как болел дизентерией, не прошла и меня направили в фронтовой госпиталь. После госпиталя служить попал в Армейскую тринадцатую кабельную роту связи. Наш первый взвод в октябре 1944 года был придан к группе прорыва танкистов, задача которой была прорваться в тыл противника и сеять там панику. На машине мы двигались в сторону Польши, но через неделю связистов вернули.

В этой части я прослужил до окончания войны. Связистов пока работает связь, никто не замечает и не ценит. А когда рвется линия или отказывает рация, так всех чертей на них навесят. Приказ в этом случае категоричен - восстановить в течении стольких-то минут и ни кого не касается, как ты это делать будешь. Я никогда шагом не ходил, всё бегом и бегом, а где согнувшись, а то и ползком и всё это с тяжёлой катушкой кабеля за спиной и в полном вооружении. Но командиры рот и батальонов, где служил, ценили меня, редко, но иногда похвалят. Жаль, конечно, что два ордена, которые я честно заслужил, получить не удалось.

Мой боевой путь с беспрерывными боями пролегал через Украину, Закарпатье, Польшу, Венг-рию и Чехословакию. До Праги 30 километров не дошёл. Из воинской части выбыл 1 июля 1945 года. Нас, подлежащих увольнению, передали в запасной полк. На Родину сначала шли походным маршем. Перед крупными населенными пунктами Польши и Украины делали привалы, приводили себя в порядок, по городу шли с песнями, а население нас встречало с цветами, женщины обнимали и целовали.

Из наград и поощрений, кроме медали "За отвагу", награжден был Почетной грамотой Военного Совета армии, имею девять благодарностей. Домой прибыл 9 сентября 1945 года. Работать пошёл по своей специальности - мастером, затем начальником лесоучастка Исовского прииска. Был награжден медалью "За доблестный труд" и "Ветеран труда". Многократно награждался Почетными грамотами, благодарностями, премиями.

Активно участвовал в общественной работе, избирался депутатом поселкового Совета, народным заседателем, присвоено звание "Ударник коммунистического труда".

Был рабкором газеты "Вперед к коммунизму".

Умер Мефодий Фадеевич на Ису, в глубокой старости. Хорошую память о себе оставил он у своих земляков.

КОСЬИНСКИЙ ПРИИСК

Поселок Косья одноэтажными деревянными домами широко раскинулся у подножья знамени-той горы Качканар. Река Ис разделяет его на две части. Меньшая из них, расположенная на левом берегу, называется Верх-Косья, на правом берегу – Косья.

Окрестности поселка – бывшие владения графа Шувалова. Граница владений на севере проходила в трех километрах от поселка Верх-Ис через поселок Граневое – кордон владений, дальше по горе Качканар с выходом на станцию «Азиатская», управление в Лысьве. Золото добывалось уже в начале девятнадцатого века в реке Усть-Тискос, в поселках Северный, Промысла и других. В Промыслах была касса для приема золота.

Поселок Косья основан в 1825 году, когда о наличии платины здесь еще не знали. Первыми поселенцами были вогулы и татары. Позднее рабочая сила была завезена из Пермской и Вятской губерний; а также из близлежащих населенных пунктов: Бисеры, Пышмы, Лысьвы и других.

В 1885 году небольшая артель старателей во главе с смелым, опытным артельщиком Кучумовым, по прозвищу «Кучум», из Промыслов, перевалив хребет Урала, из Европы перешла в Азию, пересекла реку Выя, дошли до слияния реки Косьи с рекой Ис. где и нашли богатые залежи тяжелого, блестящего серого металла – платины, которую опытные, закоренелые старатели увидели впервые. Добыв ее в большом количестве, вернулись в Промысла и были богато одарены управляющим Шуваловских промыслов господином Перрэ. С этого момента в окрестностях Косьи началась добыча этого металла. Первый старательский поселок был назван в честь первооткрывателя платины Кучум.

Вслед за Кучумом в богатых платиной логах бурно стали возникать старательские артели и населенные пункты. Люди строили временные шалаши и землянки. Ни обращая внимания на бытовые условия, все силы направляя на добычу драгоценного металла. Работали от зари до зари, стараясь ухватить как можно больше. Первооткрывателем многих месторождений был все тот же Кучум. Он разрабатывал лишь те площади, которые давали не менее ¾ фунта за день. Он говорил так: "сегодня есть, а завтра наживем"! После сдачи металла жил на широкую ногу, пока не прокутит все деньги, не успокоится. Кончатся деньги – опять как зверь, на работу.

Все Косьинские прииски входили в так называемый Крестовоздвиженский платиновый округ графа Шувалова – генерала, посла, крупнейшего капиталлиста и помещика России. Жил в Петербурге, на Косье ни разу не бывал. Управляющим округа был француз Л.Я.Пэррэ. Когда он приезжал на Косью, улицы тщательно подметали. Жил в особняке из четырнадцати комнат с большим количеством прислуги: конюхи, дворники, сторожа, горничные и так далее. Последние годы жизни Кучумов служил у него личным кучером, но в дни получки его не трогали, так как основательно запивался.

За открытие месторождения платины сыновья Кучума при содействии петербургских адвокатов отсудили у Шувалова 25 тысяч рублей. Из них тринадцать тысяч отдали адвокатам, а двенадцать тысяч разделили между собой.

При хороших намывках металла по приказу управляющего на площади поселка выставлялась бочка, и мужикам бесплатно подносили по чарке водки, а вечером он давал бал, на который собиралась вся знать. С окрестных поселков приезжали на тройках лошадей и гуляли, развлекались, играли в преферанс. Из Петербурга был привезен отличный биллиард, было домино, лото, играл духовой оркестр. Вечер обычно заканчивался далеко за полночь обильным ужином, так как при клубе была кухня с первоклассным поваром. Покой отдыхающих охраняли дежурные казаки. Рабочие и другие простолюдины доступ в клуб не имели. Вся Шуваловская территория с населенными пунктами была обособленной. Здесь был свой волостной старшина, становой пристав, уездный исправник и другие должностные лица. Для соблюдения порядка и дисциплины Шувалов держал на Косье и в Промыслах охрану из казаков и чеченцев. За провинность рабочих избивали плетками и нагайками, а пьяниц и дебоширов садили в телегу или сани, вывозили за границу владений и высаживали – иди куда хочешь, и живи, как можешь. Управляющий на приисках жил только в добычной сезон, который длился до 14 октября по старому стилю. В этот день все работы прекращались и переходили работать в шахты.

Малоземельные крестьяне из Вятской, Уфимской и Казанской губернии, закончив посевную, покидали свои деревни и отправлялись на Урал в поисках заработков. «Отходники», так их называли, группами толпились у приисковой конторы в надежде получить работу. Иногда приходилось ждать долго. Доведенные до отчаяния, они отправлялись в леса и поджигали их. Пожары бывало вспыхивали одновременно в разных местах. И тогда дело находилось всем безработным. Их посылали тушить огонь. Каждому платили 80 копеек в день и давали лапти.

После революции 1917 года прииски были национализированы, образован Совет рабочих и солдатских депутатов.

В конце двадцатых – начале тридцатых годов началось бурное строительство электрических драг, гидравлик, соцкультобъектов, жилья.

В эти годы с запада привезено было много спецпереселенцев из числа раскулаченных крестьян. Они построили для себя жилье, школы, медицинские пункты, клубы, бани, в результате появились два новых поселка: Боровское на слиянии рек Ис и Железенки и Лабозский на слиянии одноименной с ним речки с Исом. Спецпереселенцы разработали огороды, развели скот, заготавливали траву, собирали грибы и ягоды. Работать пошли на драги, гидравлики, в старательские артели и в подсобные цеха прииска.

Жизнь на Косье развивалась бурно, появился свой кирпичный завод, лесопилка. Стал работать клуб, баня, магазины, парикмахерская, детские учреждения, больница и медицинские пункты. От-крылся новый стадион и вновь созданный сквер. Народ на Косье дружный, трудолюбивый и добросовестный. Многие мероприятия на поселке делались добровольно, субботниками. Умели работать, умели и отдыхать. Летом на стадионе каждое воскресенье соревнования по футболу, волейболу или легкой атлетике. Днем народ спешит на стадион, чтобы поболеть за свою команду, а вечером молодежь в клуб или сквер, там работает буфет, бильярдная (осталась еще от старого режима), качели, тир. Старики сейчас еще говорят: "Есть, что вспомнить"! Особенно жизнь изменилась в лучшую сторону с 1934 года, заработки стали хорошие, в магазинах появились дешевые продукты и товары, все это стало доступно для населения.

В 1933 году в связи с увеличением добычи золота и платины на Урале было произведено раз-деление Исовских месторождений на два самостоятельных прииска: Исовский и Косьинский. К по-следнему отошло верховье реки Ис со всеми притоками и логами, начиная с поселка Верх-Ис и выше. Ценральная база была расположена на Косье. Кроме нее и Верх-Иса сюда вошли Верх-Косья, Кучум, Боровское, Покап, Утянка, Шумиха и Петропавловский.

Вдали от крупных населенных пунктов жители поселков связали свою судьбу с добычей драго-ценных металлов. Народ здесь живет спаянный общим делом и родственными узами. Рождались и вырастали дети, осваивали горняцкие профессии, старились и умирали здесь же. Редко кто из моло-дых людей в поисках счастья и лучшей жизни уезжал на чужбину. Да и где было найти место лучше, чем здесь? Огромные лесные массивы, богатые зверем и птицей, окружали поселки. Здесь росли все виды съедобных грибов и ягод, кедровые орехи. Вокруг чистый воздух, в ручьях чистая ключевая вода К 1941 году прииск вполне обосновался, как самостоятельное, крепкое, хотя не крупное предприятие. К тому времени в его состав входили новые электрические 380-литровые драги №27 и№41.

Двадцать седьмая драга работала на реке Ис у поселка Александровский. Начальник драги был Ведерников П.А, его сменил Халтурин А.А., бывший драгер драги №41. Механик драги Чуриков А.Н. Драгерами в разное время работали Заганшин Я.И. ,Шилин И.Д, Пестов А.Е, Чернильцев К.М, Кальсин И.С. Старшими машинистами – Синцов А.Г, Цокур А.Т, Суслов И.М, Потеряхин Ф.А. Драга на Косьинском прииске была ведущей, имела высокие показатели работы.

Сорок первая драга работала прямо на Косье. Начальник драги Сундуков Афанасий Андреевич, механик Вихорев И.К, драгеры: Халтурин А.Л, Жиделев А.Н, Горефар З, Нелимов В.

Кроме мощных электрических драг было две паровые, 150 литровая драга №39 работала на реке Ис в районе поселка Боровское. Начальник драги Ляпин Николай Васильевич, механик до ухода на драгу №41 Вихорев И.К. Драгеры: Решетников А.Г, Васенин И, Гусев П.

Драга с плановыми показателями справлялась,неоднократно занимала в соцсоревновании первые места.

Паровая 150 литровая драга №40. Первоначальное название имела « Драга №1», в 1904 году была построена в поселке Павда. Позднее перенесена в устье речки Малая Каменушка, впадающая в реку Нясьма. В валунистой речке драга работать не смогла, развалилась и оказалась брошенной. Долгие годы обрастала лесом и только в 1925 году была перевезена на поселок Граневое, близ поселка Верх-Ис. В 1937-38 годах ее перевезли и построили в низине между поселками Косья и Кучум. В военные годы работала у поселка Кучум. Начальником драги в те года был Шадрин А.В, механиком Невидицин И.С. Драгеры - Бывальцев В.А, Березутский Н.Л, Чуваткин Л.П, Чирсков А.Я. Во второй половине двадцатого века была снова перенесена на Каменушку. От старой драги мало что осталось, по существу был создан новый агрегат. Пройдя реку Каменушку, вышла в реку Нясьму, где успешно трудилась до 1982 года.

Кроме драг в военные годы работало большое количество старательских артелей с гидравлическими установками. Они работали в таких месторождениях, как Безымянный, Крутой, Маточкин, Андриевский, Первый, Второй и Четвертый лога; на речках Малая и Средняя Простакишенки; в пятом и Крючковском увалах, в Сухом разрезе и других месторождениях. Зимой артели работали шахтами, летом гидравликами. Наиболее крупными артелями были на Покапе «Имени третьей пятилетки», председатель Гатаулин Ярхам, артель насчитывала до 180 человек, отличалась хорошей организацией и высокой производительностью труда. Эта артель затем перешла в Андреевский лог.

На Верх-Косье в наклонной шахте работала артель Шурыгина, затем она перешла работать в шахты на Утянке.

На поселке Кучум артель Кучумовская, позднее она стала называться гидравликой №13.

На Утянке в шестом логу была организована Качканарская артель, председатель артели Мишанский И.М, позднее была переименована в гидравлику номер 15 и работала на речке Косья. В военные годы артельщик Черных собрал женщин и подростков, установил вашгерд, тачками возили песок и хорошо намывали платину в русле реки Ис прямо у поселка Косья. Следует отметить, что гидравлический способ добычи драгоценных металлов впервые на Урале стали применяться на Косьинском прииске. В начале тридцатых годов в Нечаевском логу была простроена Исовская гидравлика с естественным напором воды. Опыт работы этой гидравлики был перенесен на другие предприятия. Для работы гидравлики с естественным напором требовалось большое количество воды. Для ее подачи вручную было прорыто шестнадцать километров канав глубиной и шириной 1,5 м. Вручную было перелопачено 36 тысяч кубометров каменистой горной породы. Всю эту работу выполнили спецпереселенцы с поселка Боровское, который в то время сам находился в стадии строительства. Работы велись в 10 километрах от дома, поэтому выселенцы жили прямо на месте производства работ. Воду для гидравлик брали с верховья реки Выя, для чего она была перекрыта плотиной с регулируемым водосливом. Для регулирования подачи воды у плотины был срублен дом для сторожа. Второй такой же дом был поставлен на речке Пальничной, левом притоке Выи. Третий дом с регулирующим устройством на речке Косья.

На самой высокой точке, отрабатываемого лога устанавливали деревянный бак диаметром и высотой пять метров. Вода от него по трубам, под напором, подавалась на мониторы для размыва породы. Такая вот громоздкая система водоснабжения была на Косьинских гидравликах, пока не были внедрены центробежные насосы. Лога отрабатывались по восстающей, то есть снизу вверх. Отработка их велась успешно, электрическая и другая механическая энергия не применялась, поэтому основные затраты шли только за счет ручного труда рабочих, при высоком содержании металла это легко покрывалось.

Строительство гидравлик с искусственной подачей напорной воды при помощи насосов впервые осуществлено по инициативе горного инженера Щекотова А.В, в 1935 году на площади четвертого лога этого же прииска.

Многие жители Косьи, Кучума, Боровского, Покапа и других поселков по одиночке или семьями занимались мелким старанием: били дудки, мутилками работали на открытых местах или просто ходили с ковшом в поисках нескольких грамм металла. В военные годы чтобы увеличить добычу платины сезон старались продлить. Драги на зимний ремонт останавливали на 2-3 месяца. Для ускорения и улучшения качества работ на прииске создавалась ремонтная бригада из лучших специалистов. В ее состав входили такие драгеры и машинисты, как В.Брюханов, Н.Кардаполов, А.Чудиновский, П.Богданов, В.Восьмухин, Г.Скорынин, П.Матвеев, Г.Чирсков, П.Чернышов, В.Сложеницин, М.Алыпов, Е.Сундуков, И.Сырчиков. они переходили с драги на драгу, а после окончания ремонтов расходились по своим цехам.

Дисциплина на производстве была строгая. За прогулы, которых практически не было, и даже опоздание на работу виновных судили, давали срок от3 до 6 месяцев или вычитали из зарплаты 25 процентов.

Между цехами и бригадами заключались социалистические соревнования и брались повышенные обязательства. При подведении итогов победители получали ценные подарки, лучшая бригада получала директорский талон на продукты. Значительную часть зарплаты трудящиеся вносили в фонд обороны, на постройку танков и самолетов, ежегодно подписывались на одну месячную зарплату на государственный заем.

Директорами прииска в военные годы работали: Александр Сергеевич Савельев, с марта 1944 года он переведен был директором Исовского прииска. Его сменил Аполос Андреевич Мерзляков, который проработал в этой должности до конца войны. Главным инженером был Петр Андреевич Кураев, затем Корзун. Секретарем партийной организации Скворцов, затем И.И.Попов. Секретарем комсомольской организации К.С.Одегова, затем А.В.Казакова, комсомольская организация насчитывала двести пятьдесят человек.

Главным механиком В.М.Сметанин,

Главным энергетиком Н.А.Баландин,

Начальником ПТО Бутлицкий

Возвращаясь к 1942 году, следует отметить, что это был один из самых тяжелых годов. Клуб из-за отсутствия руководителей и дров для отопления, долго не работал, да и посещать его у жителей пропала охота. Но к лету это положение постепенно стало меняться в лучшую сторону. В качестве руководителя пришел фронтовик Касьянов Виктор Григорьевич, неутомимый труженик, хороший организатор культурного досуга трудящихся и жителей поселка. Возобновила работу художественная самодеятельность, в это дело включились учителя; заиграл духовой оркестр, в выходные дни стали проходить вечера отдыха и танцы. Молодежь потянулась в клуб, в нетрезвом состоянии никто здесь не появлялся - это считалось зазорным.

В начале войны на Косью приехало много эвакуированных с прифронтовой полосы, среди них много евреев. Учителями работали Слизских, Дубосарских, на драге № 40 машинистом работал Михаил Бардоковский. Все они были обеспечены жильем и работой, оказана была посильная материальная помощь. По мере освобождения нашей территории от немецко-фашистких захватчиков они уезжали домой.

С 1953 года Косьинский прииск вошел в состав Исовского прииска. За 20 лет работы этим прииском добыто 7170 килограмм драгоценного металла, в основном платины.

ВОСПОМИНАНИЯ СТАРОЖИЛОВ КОСЬИ

ВЯЧЕСЛАВ ИВАНОВИЧ МАЗЫРИН

О своей работе и жизни в годы войны на Косье рассказывает: "Перед войной семья у нас была большая. Отец работал в продснабе, получал пятьсот рублей в месяц. На эти деньги можно было купить корову. Мать – домохозяйка. Детей пять человек, четыре парня и одна девочка. С нами жила восьмидесятилетняя бабушка. Самому младшему из нас, Сергею, было восемь месяцев. В начале войны отца взяли на фронт. Он участвовал в освобождении городов: Орел, Харьков, Полтава. В декабре 1943 года погиб под Кировоградом. Мать, чтобы прокомить семью, разрешила старателям в своем огороде пробить шахту и работать в ней, но поставила условие: выработки под землей хорошо крепить, чтобы не получился обвал. Старатели пообещали все сделать, как надо, но обещание не выполнили, подрылись прямо под дом и он, спустя несколько лет, рухнул.

В феврале 1942 года мне исполнилось пятнадцать лет, и я поступил на работу учеником электрослесаря в электроцех на поселке номер пять". Расстояние до электроцеха пять километров, и мы втроем, я, Е.Горных и Г Скорынин (брат героя Советского Союза), в семь утра выходили из дому, чтоб к восьми часам без опоздания быть в цехе. После работы опять пешком домой. Начальником электроцеха был С.П.Черных. Хороший человек. К нам, подросткам, относился по-отцовски. Где похвалит, а когда и поругает. Мы старались работать хорошо, присматривались и учились у старших, понимали, что придет время и все это придется делать самостоятельно, без чьей либо помощи, а с электричеством шутки плохи. Приходилось ремонтировать рубильники, менять обмотку на двигателях и трансформаторах, вулканизировать кабельные соединения, лазить на столбы, или выполнять простую слесарную работу. Все это пригодилось потом в работе. Через шесть месяцев стали работать самостоятельно, но под присмотром электрослесаря, возраст у меня был только пятнадцать с половиной лет. Семья семь человек, работаю я один.

Во время зимнего, капитального ремонта драги занимаюсь ремонтом электрооборудования. Работы много, но нас подгоняют. Времени на отстой драги мало, а драгу коллектив решил пустить досрочно. Никакие отговорки на большой объем работ, недостаток материалов и инструмента не принимаются, да и сами мы понимаем, что здесь хотя и холодно, и голодно, но там, на фронте, значительно хуже, и смерть там солдата поджидает на каждом шагу.

В 1943 меня перевели на самостоятельную работу электрослесарем на драгу №41. На лебедках, насосах и другом оборудовании мощные, на десятки киловатт электродвигатели, большой трансформатор, сложный распределительный щит, и все это в течение смены на плечах шестнадцатилетнего паренька. Есть над чем задуматься и есть чего бояться, но не хочется «упасть в грязь ли-цом». В те годы мы думали только о том, как лучше выполнить свою работу.

А дома ждет другая работа – заготовка дров на зиму, заготовить сено для коровы, ремонтиро-вать покосившийся забор и так далее.

Начальником драги в то время был Афанасий Андреевич Сундуков. Пожилой, но душевный и добрый человек.

Мы, подростки, работали по восемь часов, но во время плановых ремонтов, особенно аварий, с драги не уходили до окончания работ. Бывало, целые сутки или больше жили на драге. Устанем сильно, пойдем в сушилку, поспим пару часов и снова на работу. Настоящего, заводского инструмента не было. Его готовили в механическом цехе прииска и в дражной кузнице, поэтому был он грубый, неудобный.

К работе все относились добросовестно. Подгонять никого не надо было, слушались бригадиров и неукоснительно выполняли их распоряжения. Да иначе и нельзя было. Понимали, в какое время живем, и дисциплина была железная. За нарушения, невыполнение указаний могли уволить с работы со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Для ведущих профессий в войну была установлена так называемая «бронь» от призыва в ар-мию. По ней многие молодые люди 1926 и 1927 годов рождения были освобождены от призыва на фронт. За это надо было трудиться на производстве с отдачей всех своих сил.

За выполнение и перевыполнение плана и нормы боролись. Трудящихся поощряли премией, грамотами, благодарностями, заносили в книгу почета прииска. Это было престижно, и люди стара-лись работать как можно лучше.

На драге № 41 я проработал до 1947 года, и надо сказать неплохо изучил свою специальность, многому научился. Все это пригодилось мне в будущем. С питанием и одеждой положение было тяжелое. По карточкам дражным рабочим хлеба давали килограмм драгеру, по восемьсот грамм остальным рабочим на день, иждивенцам по четыреста граммов. Народ жил в основном, своими огородами. Кто мог, держали коров. Основным продуктом была картошка. Отработав 12 часов на производстве, рабочий дома шел заготовлять дрова на зиму или косить сено для коровы. Все это из лесу и с покосов зимой возили санками на себе, так как техники не было, а лошади при плохом корме еле справлялись на производстве.

Начальство по возможности во время покоса давали два-три дня выходных. Соседи помогали друг другу, устраивали помочи.

Многие жители пытались подрабатывать на старании. Брали лоток, лопату, ковш и шли мыть золото и платину. Если выпадала удача, сдавали несколько намытых грамм в золотоскупку, получали боны, их называли еще «Золотыми рублями», и шли отоваривать в торгсин. За каждый бон давали килограмм муки или других продуктов.

Летом у заброшенной шахты мы с братом тоже промывали оставшиеся пески. Делали это так: из досок сколачивали колоду длиной 1,5-2 метра, на дно стелили ветки пихты, сверху металлический трафарет и колода готова. Ее ставили у воды с небольшим наклоном, в нее лопатой бросали песок и промывали. После окончания работ трафарет снимали, пихту прополаскивали, оставшиеся шлихи доводили ковшом. Взвешивали на самодельных весах, сделанных из баночек из-под вазелина на ниточках и коромыселке. В качестве гирек служили спички. Одна спичка весит 100 миллиграмм, 10 спичек - один грамм. И вот с одним граммом, а повезет так с 1,5-2 грамма несем в кассу. Домой идем с булкой хлеба, крупой или сахаром. Но намывки удавались не всегда, так старатели песок около шахт подбирали очень тщательно.

Несмотря на тяжелый изнурительный труд и недоедание, молодость брала свое. Поужинав и отдохнув часок, парни и девчата идут на улицу, в клуб на танцы. К праздникам художественная самодеятельность готовила концерт и даже спектакли. При клубе даже в годы войны был платный режиссер и платный руководитель духового оркестра, показывали кино, читали лекции.

Советские праздники справлялись весело. На весь поселок гремела музыка духового оркестра или радио. Не шумно, но справляли кто как мог и дни рождения. Готовили брагу, приглашали родных и близких. Песни попоют, попляшут, а то и поревут вспоминая погибших на фронте, и расходятся по домам. Завтра снова на работу.

На предприятии было организовано социалистическое соревнование между цехами и бригадами. В фонд обороны ежегодно подписывались на государственный заем в размере месячного заработка. Постоянно шли сборы на строительство танковой колонны, самолетов и так далее. Все это происходило под лозунгом «Все для фронта, все для победы» люди верили в победу.

Партийная, комсомольская и профсоюзная организации вели активную работу среди трудящихся и населения.

Я принимал активное участие в общественной работе. В годы войны неоднократно получал благодарности, почетные грамоты и денежные премии. После войны был награжден медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны».

Примечание: Вячеслав Иванович впоследствии закончил Исовский геологоразведочный техникум. Работал на инженерных должностях. На пенсию вышел в должности заместителя директора Исовского прииска.

ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ ЧЕРНЫШОВ

Уроженец поселка Косья. В семье три брата. Старший Григорий служить в Красную армию ушел в 1940 году, а в августе 1941 года погиб на фронте. Второй брат, Николай, был призван в сорок втором, воевал, домой вернулся в 1947 году. Петру в августе сорокового исполнилось 14 лет, и в декабре этого года был зачислен в ФЗО (фабрично- заводское обучение) города Верхняя Тура. В детстве жил в небогатой семье, в просторном деревянном доме, поэтому общежитие и классные комнаты учебного заведения его немало удивляли тем, что были просторные, светлые и теплые. Четыреста человек учащихся ФЗО распределили на 22 группы. Каждому их них выдали рабочую и выходную, ее называли парадной, форму, которая была особенно хороша и красива. Ее одевали только по праздникам и в торжественных случаях. В комнате жило по четыре человека, среди них установлено дежурство. Дежурный отвечал за чистоту и порядок. Кормили вкусно и сытно три раза в день. Петр Чернышов попал в группу токарей. Специальность с первых дней понравилась, и он прилежно начал изучать ее. С детства был приучен к труду и все вокруг себя принимал беспрекословно. К каждой группе был прикреплен мастер-наставник. Отныне он стал заменять им отца и мать. Учащимися это тоже было воспринято, как должное. Занимались по семь часов в день, четыре часа теория, три часа практика. Вся учеба была построена на строгой дисциплине, безусловном выполнении установленного в училище распорядка дня. Здесь, как и в школе, ставили оценки, за успехи в учебе поощряли, а за неуспеваемость наказывали. Их готовили к жизни в культурной рабочей среде.

Международная обстановка накалялась, мир готовился к войне. Советский Союз не мог оставаться в стороне от тех событий. В учебных заведениях, в том числе и ФЗО, вводилось военное дело, учащимися это было воспринято с удовлетворением, так как в те годы вся молодежь мечтала стать героями, их примерами служили герои гражданской войны: Чапаев, Павка Корчагин, моряки броненосца Потемкин, позднее челюскинцы; пограничник Карацупа, летчик Валерий Чкалов, первые Советские женщины-летчицы и многие другие. Пример брать было с кого. Большое внимание уделялось физкультуре и спорту. Зимой постоянно проводились лыжные соревнования, летом игра в футбол и легкая атлетика: прыжки, бег, турник, игра в волейбол. Выходные дни проводили на стадионе. Я был зачислен в футбольную команду, так как в игре в футбольную команду привык с малых лет. Хорошо помню майский парад- демонстрацию в городе Красноуральске. К нему готовились заранее. Нас тренировали по два часа в день, сначала по группам, а затем маршировали всем училищем. И вот мы на параде. Со стороны выглядело очень эффектно, когда ребята нескольких училищ один за другим ровным строем под звуки марша в красивой синей форме проходили мимо трибуны. Шли училища Красноуральска, Кушвы, Верхней Туры, шел будущий рабочий класс.

На воскресенье 22 июня 1941 года в Красноуральске запланирован большой спортивный праздник. Мы играли в футбол с Красноуральской командой. Утром на заводском автобусе с шутками и песнями едем туда, а наши болельщики из училища и завода, где мы проходили практику, за неимением транспорта, празднично одетые 12 километров идут пешком. Тяга населения к спорту была велика, и государство на эти мероприятия средств не жалело. В одиннадцать часов дня, ярко светит солнце, гремит музыка, кругом смех и шутки, ничего не предвещает страшного. Мы выходим на поле и под одобрительные возгласы зрителей начинаем игру. Трибуны заполнены до отказа, Дрались за победу, выкладывая все свои силы и сноровку, но сыграли только один тайм. В перерыве по микрофону взволнованный мужской голос объявил: «Внимание, внимание! Товарищи, сегодня утром немецко-фашистские войска вероломно, нарушив договор о ненападении, без объявления войны, перешли нашу границу, бомбили Киев и другие города. Это война! Спортивные соревнования отменяются, расходитесь по домам». Домой мы добирались пешком, грустные, возбужденные, не предполагая, что все это обернется для нашей страны и для каждого из нас большим горем. Никто даже представить не мог того, что завтра или послезавтра своего отца или старшего брата, может быть увидит в последний раз.

В первое время особых изменений не произошло, только сократились теоретические занятия, и значительно увеличилась практика. С августа на заводе нам выделили отдельный участок, и мы стали работать по шесть часов в четыре смены самостоятельно, точили корпуса орудийных снарядов весом четыре килограмма. И уже через месяц без особого труда выполняли дневную норму, а еще через месяц эта норма была увеличена на двадцать процентов, через два месяца еще на двадцать процентов. Фронт требовал все больше и больше снарядов и мы увеличивали темпы, выполняя задание. Работали с одним перерывом на обед тридцать минут; рабочий день для подростков был увеличен до восьми часов. Мы не заметили, как сразу стали взрослыми.

С первого сентября в стране была введена карточная система на продукты. Хлеба стали получать по восемьсот граммов в день, мясные обеды пропали с нашего стола, жиров и сахара тоже резко поуменьшилось, и мы на себе почувствовали недоедание и сон с полупустым желудком. В цехе для нас была введена поощрительная премия, кто больше всех за смену изготовлял деталей, тому давали шоколадку или сто граммов легкого табаку, за выполнение норм на 140 процентов – дополнительный стахановский обед. Слушая этот рассказ Петра Николаевича, я невольно вспомнил картину сорокалетней давности, которая висела в парке города Перми: на ней был изображен длинный стол в кабинете директора авиационного завода. В центре хозяин кабинета, по сторонам стола сидят десятка три подростков в рабочей одежде с серьезными, исхудалыми лицами. Перед каждым из них на столе стоит банка варенья. Только так вот директор одного из крупнейших заводов страны мог отблагодарить стахановский труд малолетних рабочих.

В октябре в ФЗО Верхней Туры прибыло эвакуированное из Орла ремесленное училище, а в ноябре из Москвы. Учащихся в общежитиях максимально уплотнили, койки стояли теперь в два этажа. Общее количество учащихся увеличилось до двух с половиной тысяч человек, упала дисциплина, среди ребят начались драки, а немцы были уже под Москвой.

Обстановка накалялась. С запада везли заводское оборудование, а здесь на бетонные фундаменты, под открытым небом, ставили станки и запускали в работу, не дожидаясь пока возведут стены и крыши над головой, от дождя и снега станки и рабочих закрывали брезентом. Завод выпускал тысячи корпусов снарядов разного калибра. 1941 год был исключительно трудным. Многие учащиеся ФЗО из приезжих училищ из-за малого роста не доставали до суппорта токарного станка, и им ставили подставки под ноги. Молодые ребята и девчата, еще подростки, враз повзрослели, все, с начала и до конца смены трудились, не отходя от станка.

Первого января 1942 года, получив удостоверение токаря и документ об окончании ФЗО, я прибыл домой, на Косью, в распоряжение руководства Косьинского прииска. Училище осталось у меня в памяти, как светлое пятно в моей жизни. Там я многому научился, понял смысл жизни, несмотря на трудности второго периода учебы и работы, оно запомнилось мне только с хорошей стороны. По специальности токаря работать мне не пришлось. На прииске рабочих с драг взяли в армию, государству все больше требовалось драгоценных металлов, а работать некому, и меня направили матросом на старенькую 150-литровую паровую драгу № 40, работавшую на речке Косья у поселка Кучум. Начальником драги был Шадрин Александр Васильевич, полуграмотный, но очень опытный дражник, пользующийся большим авторитетом у рабочих и уважением у начальства. На драге три основных бригады, работают по восемь часов, но без выходных дней и отпусков (отпуска стали давать только с 1946 года).

В случае аварии или крупных ремонтных работ домой до окончания работ никто не уходил, на драге, бывало, жили по 24 часа и более, а из дому им слали узелки с едой. Во время зимнего капитального ремонта оборудования рабочий день длился двенадцать часов с одним выходным днем в неделю, но и его часто лишали, если требовалось выполнить срочную работу, особенно перед пуском драги весной в эксплуатацию, а пустить драгу в работу всегда стремились досрочно. Лозунг «Все для фронта, все для победы» стал для нас не пустым звуком. Условия труда на драге, особенно в осенне-зимний период, тяжелые, драга старая, паровая, кругом сквозняки, по нижней палубе ветер свободно гуляет, кругом сырость, холодно. Спецодежды, даже рукавиц, не дают. Только в 1948 году я получил первый комбинезон и чуни на ноги. Техническое снабжение тоже плохое, запчастей нет, их приходится латать, прямо на драге, козырьки на черпаках заменяем и клепаем здесь же, инструмент готовим в дражной кузнице. Настроение у людей плохое. На работу за пять-шесть километров от дома ходим пешком, хлеб драгерам по карточкам один килограмм, остальным рабочим восемьсот грамм, служащим в управлении шестьсот грамм, иждивенцам четыреста грамм. С 1944 года норму всем убавили на сто грамм. Кроме основной работы каждый трудящийся прииска должен был в течение года заготовить двадцать кубометров дров. Для этого на шесть рабочих дней освобождались от основной работы, так как две драги были паровые, то все механизмы приводились в движение под давлением паром, и дражный котел работал на полную мощность восемь-десять месяцев в году. Драга сжигала за сутки до сорока кубометров дров. На двести сорок суток требовалось до девяти тысяч кубометров. Таких драг две, кроме того в осенне-зимний период паровые котлы для обогрева работали на двух электрических драгах, много дров потребляли пекарня, школа, больница и так далее. За год набиралось до тридцати тысяч кубометров. Заготовкой дров занимались даже учителя и школьники. На горе Качканар после пожара в 1934 году осталось много сухостоя, вот его и рубили. Для себя дрова из лесу и сено с покосов возили на санках. Петр Николаевич, поступив работать на драгу, понял, что его жизнь отныне навсегда будет связана с профессией дражника, поэтому упорно взялся за изучение механизмов, вникал в технологию дражного дела, его интересовало все. Теоретических знаний, полученных в училище, было, достаточно, чтобы понять работу простейших механизмов, а что посложнее, то до того доходил своим умом или спрашивал у старших товарищей по работе. Его трудолюбие и настойчивость были замечены, и вскоре он был переведен верхним машинистом, затем кормовым и, наконец, старшим, а в 1945 году в возрасте девятнадцати лет стал драгером, ему доверили самостоятельно управлять сложными механизмами и людьми, имеющими немалый опыт работы на драгах. Такое на приисках бывает не часто. Обычно драгерами становятся при стаже работы на драге десять – пятнадцать лет и в более зрелом возрасте. В этой должности работал до выхода на пенсию, работал в основном на драге № 27. Был одним из лучших драгеров Исовского прииска. Его труд отмечен такими правительственными наградами, как медаль «За доблестный труд в годы ВОВ», орденом Трудового Красного Знамени, юбилейными медалями. На предприятии награжден многими Почетными грамотами, отмечен благодарностями и денежными премиями, именными часами, занесен в Книгу почета Исовского прииска. Петр Николаевич постоянно занимался общественной работой, немалый вклад внес в воспитание молодого поколения.

СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ ЧЕРНЫХ

Родился в 1926 году в поселке Косья. Трех лет мать привела его в дом к деду, в нем и прожил до старости. Трагично закончилась жизнь деда, Петра Тимофеевича Черных. Основной доход до ре-волюции и после нее был от частного (мелкого) старания, и он немало преуспел в этом деле, хотя богатства и не нажили, так как в семье росло одиннадцать человек детей, всех их надо было накормить, одеть и обуть. Дети, подрастая, не пошли по стопам отца. Сыновья, получив образование в местной семилетке, разъезжались по городам, а дочери выходили замуж. Петр Тимофеевич имел небольшой, но крепкий дом с надворными постройками, лошадь, корову, другую мелкую скотину и большой приусадебный участок земли у подножья горы Мохнатка.

Начавшееся в государстве в конце двадцатых - начале тридцатых годов грандиозное строительство объектов требовало больших средств для покупки оборудования за границей и привлечения зарубежных специалистов. За это нужно было платить золотом, платиной и другими драгоценностями, которых катастрофически не хватало. Ждать, когда все это потечет из вновь открытых приисков и подземных рудников не было времени, и на местах решили "потрясти" старых старателей, зная, что у многих из них еще со времен прошлой войны кое-что на черный день оставлено. С добровольной сдачей драгоценных металлов не получилось, старатели их не несли, а если и сдавали, то только столько, сколько нужно было для содержания семьи и хозяйства, тогда чекисты пошли на крайние меры. В 1932 году были арестованы и посажены за решетку наиболее обеспеченные старатели, там их стали с пристрастием допрашивать, добиваясь выдачи якобы спрятанного металла. Попал туда и Петр Тимофеевич, не выдержав допросов, жестокого и унизительного обращения, он сказал: «Поедем ко мне домой на Косью, там я все отдам». Следователи обрадовались тому, что один из старателей согласился раскрыть свой тайник и передать государству припрятанную платину. В дом с дедом зашли два милиционера и следователь.

- Ну, жена, доставай,- говорит он

- Что доставай-то?

- Платину из голбца, следователь говорит, что я там ее спрятал.

- Да что ты, старый, в уме ли, какая у нас платина?

- Ну, тогда я сам полезу и поищу.

Петр Тимофеевич погремел чем-то в голбце, покурил там, вылез и говорит: «Нету, украли видно».

Милиционеры и следователь поняли, что старик с самого начала их разыгрывал, не понимая, что делал он это от безысходности, с горя.

Сразу не ушли, пошарились по углам, в голбце, во дворе и огороде, но ничего не нашли, да и не могли найти, так как платины просто не было. Решили попить чаю. Дед ушел на кухню и стал перебирать посуду. Жена его зашла и спросила: - Что ты вилки-то перебираешь?

-Ножик поострее ищу, горло себе перерезать.

Бабка поняла, что с дедом творится что-то неладное, заплакала.

Старика увели в местную каталажку, оставшуюся еще от старого режима, посадили в отдельную комнату. Ночью охранник услышал какой-то странный хрип и стоны, открыл дверь: дед лежал в крови, в руках держал осколок стекла, которым порезал себе горло, но был еще жив. Местный врач, женщина, попыталась зашить рану и спросила: "Тебе тяжело, Петр Тимофеевич"?

Тот ответил: «Жить еще тяжелее»,- и вскоре умер. Деда похоронили, а остальных мужиков выпустили, не добившись признаний. Очевидно, и признаваться-то им не в чем было.

В ту же зиму к бабушке во двор приехали на трех подводах, забрали все сено, как у врагов народа. Один из коновозчиков попытался уговорить своих товарищей оставить немного старухе на прокорм коровы, но его не послушались. Выручил один из сыновей, купил матери воз сена. Сергей с матерью остались жить у нее.

За сто лет работы старателей в этих местах сотни пудов платины было добыто. Шахты и подземные выработки рыли, бывало, прямо под домами. Шли года и десятилетия, крепления подземных выработок сгнили, и массив земли площадью около двух гектар местами рухнул, между домами образовались большие ямы глубиной до двух-трех метров, некоторые дома перекосило. Со временем ямы заросли травой и кустарником, но следы обрушения видны до сих пор.

В октябре 1941 года Сергей устроился на работу в маркшейдерский отдел, таскал рейку. Зимой работали на прокладке визиры для будущей ЛЭП между поселками Косья и Промысла. За день проходили в снегу и буреломах по 500-600 метров. Кругом лес, населенных пунктов нет, до дому далеко, ночевать приходилось во временных шалашах, грелись от костров. Одно время на Пономаревой гриве ночевали у лесника. В мае 1942 года перешел в электроцех учеником электромонтера. Выучился, по этой специальности работал многие годы, пока не назначили механиком, а затем начальником гидравлики.

День победы над фашистской Германией наступил неожиданно. Рано утром собирался на работу, по радио передавали что-то важное, но слушать некогда, время 7 часов, а до места работы ходьбы целый час, к восьми ноль-ноль надо быть на работе. Подхожу к цеху, людей не видно, навстречу идет Василий Мочалов и кричит: «Привет, Серега, война кончилась, выходной объявили». Я бегом обратно. С горы вижу, что все улицы на Косье запружены народом. Люди одеты по-праздничному, смеются, обнимаются, плачут от радости. Прошел короткий митинг, а на улицах до ночи музыка, песни, танцы, смех. Народ очень был рад. С фронта ждали тех, кто остался жив. За годы войны косьинцев погибло 360 с лишним человек, многие пришли раненые и покалеченные. Вскоре стали приходить и фронтовики. Их было много, сейчас осталось только семеро.

Сергей Петрович после войны окончил восемь классов вечерней школы, работал на гидравлике, пришлось поработать и председателем поселкового Совета, женился сразу после войны, но детей не было. После работы с женой дружно занимались своим хозяйством, развел пчел, жили хорошо, да и сейчас будучи пенсионерами, трудятся как пчелы, на редкость гостеприимны, наверное, поэтому к ним частенько заезжают старые знакомые. Заезжали, бывало, и крупные начальники из Свердловска помыться и попариться в русской деревенской бане, попить чаю, а то и покрепче чего-либо.

СТАРАТЕЛИ

Тяжел и опасен был труд старателей в конце 18 - начале 19 века, когда начиналось открытие и добыча золота, а затем и платины на Урале. На поиски драгоценного металла шли смелые, отчаянные люди, чаще всего вдвоем - втроем с ружьями, топорами, лопатами, ковшом для промывки металла и котомкой сухарей за спиной. Не мало гибло их от рук грабителей и разбойников, но желание разбогатеть, а то и просто ради любопытства, врожденной любознательности, шли они в лес, на отдаленные лога и речки Урала. На привалах, боясь разбойников, не разводили огня, ели сухари, размоченные в воде, запивая холодной водой. Тайга, заступница, укроет и накормит, красотой своей порадует и успокоит тишиной. Люди в глухомань собирались ранней весной, когда едва начинали оседать сугробы. Приходили на обжитые, или только разведанные прошлым летом места, мастерили временное жилье, почи¬няли помятые снегом и ветром шалаши.

Артели старателей налаживали свое жилье в лесу, когда начинались глухариные тока. Старателей приходило все больше и больше, многие не представляли, как мыть золото и платину. С утра до вечера тюкали топоры: готовили промывальные приборы, ремонтировали инвентарь и инструменты.

Вечером разжигали костры, готовили ужин, старики вели разговоры о богатых намывках и разбойниках. В каждой артели свои заботы. По прибытии на место под руководством опытного старателя начинают копать шахту (дудку). Над ней ставят небольшой деревянный ворот, которым выхаживают (поднимают) бадью с песком или пустой породой. Старателя, который стоит на вороте, называют «воротник» или «вертел». Тут же откатчики наваливают добытый песок в ручные тачки или в конные таратайки и везут их к реке или ручью, где стоит вашгерд (мутилка) - лоток для промывки породы и улавливания тяжелого драгоценного металла. В шахту обычно хозяин лез сам или посылал родственников (сына, брата), так как боялся, что чужой, если найдет самородок, то спрячет его. Дудка за день углублялась примерно на Сажень, а то и более. Внутри шахты есть еще такая специальность - каталь. Ими работают обычно подростки. Длина забоя метров 20 -30. Катать приходится из рассечек, крепленных подхватами, низко наклоняясь. Бадьи с породой весят пять - шесть пудов, под ногами вода. Поработает парнишка два - три часа, руки, ноги дрожат, пот ручьями, ссадины горят на спине, голова кружится, о подхва¬ты шишки на ней набиты.

Из шахты сначала поднимают «пустяк» (пустую породу), его отвозят в отвал. Затем добывается сама жила, при хорошем содержании с видимым золотом или платиной.

С годами труд и быт старателей менялись. Они начинали обживаться семьями на одном месте, строили рубленые дома, в результате возникали старательские поселки. К концу 19 -началу 20 века старатель становился коренным жителем какого-либо населенного пункта, обзаводился хозяйством, заводил лошадей, коров, огороды, а то и пашню для посева ржи и овса. Некоторые из них богатели , пользовались дешевой наемной рабочей силой. Опыт работы, навыки, знания из поколения в поколение передавались по наследству.

Об одной такой старательской династии первой половины 20 века пойдет речь ниже.

Василий Сергеевич Бородин - потомственный старатель. Дед был старателем, отец старателем, и он до 1950 года, пока не запретили частное старание, занимался этим единолично.

Дед, Иван Петрович Бородин, в начале двадцатого века с семьёй приехал на Исовские прииски из Невьянска, где золотые запасы к тому времени оскудели, а слава о богатых Исовских месторождениях платины широко разлилась не только по Уралу, но и за рубежом. Не бедно жил и в Невьянске, но вечное стремление человека - иметь больше, а об Исовской платине рассказывали чудеса, погнали старателя в чужие края, на север. Обосновался в посёлке Благонадёжном, в трех верстах от небольшого ещё в то время посёлка Ис, купил дом, обновил его, во дворе построил конюшню на четыре лошади, хлев на пару коров, стайку для овец, свиней, кур и, не теряя времени, пошел добывать металл. Семья большая, сильная, пять сыновей, три дочери - целая старательская артель.

Места вокруг Благонадёжного богатые, для опытного специалиста найти хороший участок не составляло большого труда. Рабочей силы, транспорта и инвентаря достаточно, но все месторождения в округе принадлежат Французско-Бельгийской анонимной компании, скупившей их ранее у известного на Урале русского золотопромышленника В.Я. Бурдакова. Журавлинский лог так и назывался Бурдаковским логом. Добыча платины анонимной компанией велась на высоком техническом уровне, в русле реки Ис работали паровые драги, на увале день и ночь гремело промывальное устройство - Американка.

Большие и малые старательские артели платину мыли под контролем штейгера или смотрителя. Вашгерды с утра опечатывались, а вечером при доводке металла присутствовал и принимал металл баночник или сам штейгер. Это делалось для того, чтобы весь намытый металл поступал в кассу анонимной компании, а не тайным скупщикам, которые старателям за золотник платили на двадцать – тридцать процентов больше и сразу.

Дед своей семьёй работал самостоятельно, но металл должен был сдавать в кассу конторы. Порядок в семье строгий, сыновья и дочери не перечили отцу, а он с ними особенно и не считался. Вставали чуть свет, хороший сытый завтрак, без мяса за стол не садились, и шли или ехали на работу. Одна лошадь запряжена в телегу, две в таратайки для перевозки породы. Четвертая лошадь - выездная, её хозяин холил и баловал, кормил отборным зерном. Бывало, скажет жене или дочери "Ну-ка, просейте хорошенько овса, что - то Буланый плохо ест".

Василий Сергеевич вспоминает: "Запряжет Буланого в кошевку, а тот с ноги на ногу переступает, хрипит, рвется вперед".

Дед кричит: "открывайте ворота!" - Только откроют их, а конь как рванет, только его и видели. Дед за тридцать - сорок минут до Нижней Туры доезжал.

Работали зимой шахтами. В забое два сына, третий на воротке бадьи с породой вручную наверх поднимает, двое на таратайках к реке пески возят, там три женщины работают, одна насосом вручную воду качает, а двое скребками на машерте (вашгерде) песок перемывают. Если людей не хватает, то дополнительно нанимают работников, особенно женщин, им платят пятьдесят копеек золотыми в день. Ствол шахты (дудку) зимой не крепили, а выработки внутри - штрек и отводы к забоям - крепили подхватами, затем ставили стойки и огниво. Иногда попадали на старые Бурдаковские выработки, удивлялись, там стойки диаметром тридцать – сорок сантиметров, а плахи для огнива ещё больше и всё рублено только топором, следа пилы не видно.

Работали Бородины в одном - двух километрах от Благонадежного в сторону нынешнего по-селка Сигнальный. Шахты били глубиной шесть – десять, а иногда и до двенадцати - двадцати мет-ров, в зависимости от глубины залегания металлосодержащих песков. Работали сыновья и дочери, бабушка по хозяйству, дед руководил всеми, ездил в контору по делам, за продуктами , сдавал ме-талл. Намывали хорошо, жили богато.

Летом работали в логах и на увалах разрезами, сверху убирали глину и торфа, вскрытые пески везли таратайками на промывку к реке. Работали и пахарем с плота прямо в русле реки Ис. Дед знал все тонкости ведения горных работ по добыче драгоценных металлов и передовал свой опыт сыновьям. Сам установил норму выработки на день. Летом на человека требовал вывезти не менее десяти таратаек лошадью, зимой пять палубков на санях. Один палубок двадцать пять бадей, бадьи самодельные из железа с обручем, каждая на три больших ведра. Если в шахте скапливалась вода, её утром специальными ушатами вывозили кверху. Забойщик в шахте работал каёлкой, лопатой и ломиком, породу вывозил к устью шахты в бадье на специальной тачке, называемой «одеркой».

Место для работы находили сами, бывало несколько шахт проходили в холостую, а когда попадут на металл и сделают заявку на отвод, вокруг их сразу появляется масса других старателей, слетаются как мухи на мед. Первому, кто заявит, в указанное место вбивают кол и от него радиусом 10 метров отмеряют ему, остальным рядом такие же участки. Больше повезет тому, кто попал на струю металла, бывает один моет, а у соседа пусто.

Домашним хозяйством дед не любил заниматься, лошадей держал для работы, а прочего скота имели ровно столько, чтобы было вдоволь мяса и молока, огород небольшой, пашню не имели, никакой торговлей не занимались, было не выгодно. Мыли хорошо, овес, хлеб, сахар и другие продукты покупали. У деда бывали и наёмные работники, кормил, их как своих, и зарплатой не обижал, ну и они работали на совесть.

Отец Василия, Сергей Иванович Бородин из пяти братьев рос вторым после Александра, поэтому, считался одним из старших. На Благонадежный с отцом приехал подростком, к работе отец стал приучать его с десяти - двенадцати лет, так как нужны были помощники.

Подрос, женился там же на поселке. Отец помог рядом построить дом, завести пару лошадей, корову. Работать продолжал на старании вместе с братьями. После того как старший брат ушел на войну, второй погиб трагически, а отец умер, стал работать самостоятельно, по- прежнему на мелком старании, там же на Журавлинском логу и на месторождении «Удалой». У Сергея Иваноича подрастало два сына и три дочери. Тоже семья не маленькая, работали дружно. Били шахты, удача выпадала не всегда, бывало по три - четыре недели работали почти в холостую, намывая по четыре – пять граммов в день, на хлеб , конечно, хватало, но хороший старатель этим довольствоваться не станет. Искали новое место. Если попадали металлосодержащие пески толщиной до четырёх - пяти метров, то работа шла споро и на этом месте останавливались на долго. Особенно удачно получилось на площади Удалой, содержание хорошее, но порода оказалась крепкой, до обеда с трудом набирали только один палуб. После обеда везли на промывку и получали до 10 золотников. В заброшенной кем-то ранее шахте Малютка с одной тачки намывали по 3 грамма. Сергей Иванович работал тогда с соседом, а их жены на промывке.

Утром штейгер как обычно приходил и опечатывал вашгерд. Не хотелось весь металл по де-шевке сдавать в казну, в Туре был знакомый скупщик, он платил дороже и деньги отдавал сразу, а в казне приходилось ждать расчет две - три недели. Решили часть металла прятать. Тут же около костра заранее выкапывали ямку в земле, прикрывали её веткой сосны, а в донышке снималки (ме-таллический совок для съёма платины при сушке её на сковороде) сделали маленькую дырочку. Придет баночник, сядет на чурбан с другой стороны костра, а мужики в снималке помешивают металл палочкой над самой землей и байки травят. Часть шлихов и мелкого металла просыплется через дырочку в ямку. Баночник ссыплет основной металл в банку, опечатает тут же её и уйдет, а мужики соберут металл грамм 8-10, в выходной унесут в Н-Туру и получат живые деньги .

А Леонтьев Леонид и Аркашка Тюленев в днище шлюза американки просверлили небольшое отверстие, через него целый день шлихи капали на землю, вечером собирали их, сушили, отделяли металл и сдавали как свой. Деньги пропивали. Старатели во все времена пили много; не все конечно, но некоторые пропивались основательно. Когда не только пить, но есть становится не чего, идут работать. Так у многих жизнь и проходила в пьянке и работе. У таких в доме пусто и семья живет впроголодь.

В тридцатые годы, при Советской власти, стало строже и пить стали меньше, хотя в старательских артелях ещё после войны была привычка выполнение какой-либо трудной и срочной работы отмечать коллективной пьянкой. Перенесут трубы или землесос перетащат на другое место, председатель посылает коновозчика в продснаб за брагой. Тот везет пару двадцатилитровых бочонков прямо на борт забоя, принесут закуски, ну и отметят это событие. Особенно в этом деле на Глубокой отличалась артель Мельцова. Он сам бывало,

пировал по неделе и других поил. Но были и такие председатели, что сами не пили и рабочим не давали.

Сергей Иванович в этом деле был строг, в будни в семье о выпивке даже не заикались, но праздники, как советские, так и религиозные, отмечали хорошо, была выпивка, и закуска, и песни. Василий Сергеевич принадлежит к третьему поколению старательского рода Бородиных. С потом впитал он в себя эту профессию. На старание с отцом пошел с четырнадцати лет. Отец в забое шахты, а он наверху у воротка, поднимает груженые бадьи вручную, а это семьдесят - восемьдесят килограммов. Из бадьи породу вываливают в конную таратайку, двенадцать - тринадцать бадей - и таратайка полная, быстро везут на речку, где мать и сестра или соседка породу промывают на машерте. Вода на него подаётся машинкой - самодельный ручной поршневой насос. Зимой палуб (большой короб на санях) на двадцать пять бадей - и тоже к реке на промывку. И так каждый день с детства и до старости. В тридцатые и сороковые годы скупщиков уже не было, платину мыли на старых, отработанных ранее площадях, поэтому промывальные устройства никто не опечатывал и не учитывал - сколько намоешь — все твоё, хочешь сдавай, не хочешь - храни дома, но с продуктами и товарами в стране туго, а в торгсинах, куда принимали намытый металл, всегда много и не дорого. Вот и несли люди каждый грамм, получая за него самое необходимое для жизни. Тут уже не до утайки, как бы день прожить и семью накормить. Торгсин тут же на Журавлике, со сдачей металла никаких проблем , никто не спросит, где намыл или даже украл. На сданный металл давали боны, их называли золотыми рублями. На государственные деньги боны продавали по двадцать – двадцать пять рублей за один. Каждый бон разделен на десять клеточек - золотых копеек. В военные годы вместе с бонами давали талоны, в которых указывалось, каких и сколько продуктов мог купить на эти боны старатель. Он не мог, например, все боны отоварить одним хлебом.

В годы войны 1941-45 г.г. здесь было три горностарательских участка: Журавлинский, Георгиевский и Глубокинский. В каждом из них по две - три старательских артели. Отец Василия работал в женской старательской артели Надежды Петровны Жуковой. Он как высококвалифицированный специалист был оставлен на брони и являлся по существу техническим руководителем артели. Вечером, после работы, приходил к жене и сыну, производил доводку металла, подсказывал, как лучше выполнить ту или иную работу. Однажды обратил внимание на место, где когда-то был конный двор и на ночь ставили таратайки. С годами между камней скопилось большое количество осыпавшегося песка. Сергей Иванович показал это место сыну и посоветовал увезти одну таратайку на промывку, посмотреть, нет ли там металла. На второй день, уже в начале сполоска, на шлюзах ясно видны стали крупинки платины. С десяти таратаек за день стали намывать до 5 золотников (двадцать граммов). При углублении между камнями образовалась ровная квадратная яма. Из нее в течение нескольких дней намывали пятьдесят - шестьдесят золотников. Такой удачи у Бородиных еще не было. Меньше чем за месяц семья обогатилась. В доме стояли мешки с мукой - крупчаткой, сахаром, крупой, солью, постного масла стояло три ведерных глиняных корчаги, накупили всякой одежды и материала. Как будто кто специально положил в эту яму платину. Закончилась платина, как и началась, сразу.

Однажды решили с отцом бить шахту рядом с шахтой Семена Коротких, который за день в месте с напарником и их женами намывали по десять - пятнадцать граммов. Здесь же пристроились и Паршаковы. У старателей, как у рыбаков, если клюет у одного, то кто-нибудь обязательно пристроится рядом, также получилось и здесь. Но у Бородиных и Паршаковых намывка была хуже, чем у соседа, и Паршаковы, бросив шахту, ушли. Отец говорит Василию: "Давай поставим шлюз около Паршаковой шахты, там вроде песок не плохой, металл должен быть." Отец накопал сбоку бадью песка, крикнул: "Поднимай!" - и велел сполоснуть. Василий при сполоске насчитал десятка три мелких крупинок в ковше. Стали рыть дальше, пошел песок с платиной. Чуть не год работали с отцом, десять - пятнадцать граммов намывали в день и были довольны, даже при 5 граммах на их семью прожить можно было неплохо. Федор Паршаков узнал об этом, пришел и стал требовать шахту обратно. Шел 1948 год. Пошли к начальнику участка, чтобы тот рассудил, кто прав, а кто виноват. Тот выслушал и сказал Федору: "Место не куплено, ты бросил его, они почти год уже работают и пусть продолжают работать".

Шахты часто били в старых Бурдаковских работах. Однажды наткнулись на такую подземную выработку. Штольня оказалась длинная, широкая с прочным, сохранившимся креплением. По ней когда-то тачками возили породу, под ногами скопился слой песка толщиной на штык лопаты. Этот слой решили зачистить и проверить на содержание. Воротком поднимали наверх и возили на промывку. На другой день сделали сполоск и намыли сорок граммов. Работали, пока весь штрек не очистили. Здесь же находили столбики целичков между стойками крепления, в них тоже содержание оказалось хорошим.

С отцом приходилось работать и на пронос. При этом осенью в старых выработках рыли две канавы с уклоном к логу. Длина их метров по тридцать, глубина около метра. Весной, когда почва оттаяла, из канавы выбросили крупные камни, корни и всякий мусор. С бортов набросали песку. По канаве пустили воду, все это перелопачивали в воде. Через несколько дней воду отвели в другую канаву, а в этой, оставшиеся шлихи и песок тщательно зачистили лопатами, скребками и щетками и промыли. Со ста тачек намывали по тридцать - сорок граммов в день, а иногда меж камней попадали ручейки, из них песок и шлихи выковыривали крючками, в них всегда богато попадалась платина.

Отец не верил во всякие приметы и наговоры, а сын тем более. Однажды недели две ходили с ним впустую. На одной полянке в борту пологого лога отец говорит шутя: "Ну-ко, бросай вачегу кверху!" Я бросил, рукавица упала большим напалком книзу. Пошли дальше. Остановились, отец снова говорит: "бросай вачегу" Василий бросил, напалок у рукавицы торчал кверху.

" Копаем здесь" - говорит отец. Пробили шахту до песка, взяли пробу, показало на наличие платины. Шахта не была богатой, но некоторое время кормились от неё. Иногда ходили с длинным щупом - металлический штырь из тонкого стального прутка. Конец приплюснут в виде колбочки, а самый кончик остро заточен, на верху приварено кольцо, чтобы рычажком можно было вращать. Штырь втыкают, сверху лунку поливают водой, а пруток вращают, ввинчивая в породу. Если упрется, значит, попал на камень, вбуриваются в другом месте, услышали легкий скрип, значит, прошел через глину и попал в песчаную породу, тут и копают.

В войну около поселков, в Андреевском, Журавлинском логах и других отработанных участках жителей много ходило с ковшами, тазиками, щетками и разного рода крючками, мыли платину. Кому-то, бывало, и повезет, намоют 2-3 грамма и несут в торгсин, купят хлеба и других продуктов, хоть немного, но сегодня сыт, и то хорошо. Бородины тоже иногда на старых отвалах работали. Наберут в двух - трех местах таратайку, промоют, если есть металл тут и работают. Никто не запрещал заниматься мелким старанием, и в торгсине никто не спрашивал, где намыл, наоборот это поощрялось, так как шло в выполнение плана прииском, а металла государству много надо было.

Воровства платины с тридцатых годов на государственных предприятиях почти не было. Ино-гда, правда, мужики или парни засучат на гидравлике рукава, а в складки шлихов при доводке насыпают, дома доводку сделают, два - три грамма получат, на папиросы и на водку хватит..

После войны уже судили за воровство драгера Слюсаря и рабочего Бабкина. Они с драги уносили платину, отдавали металл одному старику, а тот сдавал её как свою, были пойманы, им присудили по двадцать пять лет лагерей, но попали под амнистию, и вскоре их выпустили. Слюсарь стал отличным драгером.

Отец в годы войны некоторое время работал в шахте «Смычка», начальником шахты была Нина Матвеевна Соловьева, строгая, но внимательная была женщина. Шахта план всегда выполняла, и зарабатывали неплохо, но и трудились на совесть.

В годы войны частники - старатели не были в стороне от интересов государства. По доброй во-ле, без принуждения вносили деньги в фонд обороны, на строительство танков и самолетов, на большие суммы подписывались на государственный заем; много теплых вещей было отправлено ими на фронт.

На Журавлике и Благонадежном много было опытных старателей - одиночек: Семен Коротких, Андрей Белов, Виталий Слепухин и другие. Сейчас на Ису и в окрестностях настоящих старателей, таких как В.С.Бородин, не осталось.

Василий Сергеевич частным образом работал на добыче драгоценных металлов до 1950 года, пока этот промысел не запретили. После перешел работать на гидравлику. Сейчас часто вспоминает те годы. Говорит, что внук, студент техникума, собирается продолжить его дело. Что же, в добрый путь, молодой человек, дед многому еще может научить его.

Семен Костицин. С матерью и младшим братом в 1941 году в возрасте тринадцати лет приехал на посёлок Глубокая. Шла война, отца с первых дней взяли на фронт. Их поселили в маленькую комнату старого барака. Кроме койки и стола места для прочей мебели не оставалось, да и мебели у них не было. Хлеба на троих по карточкам получали один килограмм двести граммов в день. С трудом впроголодь пережили зиму, а весной, чуть стаял снег и отошла земля, вдвоём с матерью, совершенно не имея опыта, пошли в старый гидравлический разрез Большой Ивановской россыпи на старание. Соседи уступили старенькую "мутилку" – деревянный лоток шириной сорок сантиметров, длиной полтора метра, сколоченный из досок, лопату, каёлку и старательский ковш. На днище лотка положили рогожку из морской травы, сверху металлический трафарет. "Мутилку" установили на проточной воде небольшого ручья, в нёе кидали песок Платина, имея большой удельный вес, оставалась на рогожке лотка, а всё остальное смывалось водой. Вечером к ним пришёл сосед – старый старатель, посмотрел, как они работают, научил делать доводку металла, кое - что подсказал. В этот день, намыли первые в своей жизни, полтора грамма платины. Сдали там же на Глубокой в торгсин, получили два рубля десять копеек бонами. Летом платина стоила один рубль сорок копеек за один грамм. За это им дали булку хлеба, немного постного масла и сахару. Так для Семена закончился первый день мелкого старания. Для начала не так уж и плохо. На работу уходили рано, возвращались поздно. Постепенно набирались опыта.

Ближе к осени перебрались на другое место, перемывали старые гидравлические отвалы, ос-тавшиеся небольшие участки нетронутой земли , так называемые целики, зачищали плотик около канав, где раньше работали старательские артели. Вдвоём намывали по два - три грамма, бывало и до пяти за день, но бывало и совсем пусто. Зимой за грамм платины платили рубль семьдесят и хлеба давали два килограмма, но и давалась она труднее. Мерзлый песок в чуманах на санках или на лыжах везли к костру, оттаивали и промывали.

Летом сорок четвертого года работали около посёлка Глубокая, мыли в ложке, где протекал ручей. В этот год с собой стали брать младшего брата, хотя ему и исполнилось только одиннадцать лет. Здесь наткнулись на очень маленький участок земли, не тронутый старательскими работами. Под слоем торфов обнаружили слой песка толщиной десять – пятнадцать сантиметров, площадью около одного квадратного метра. Намывка оказалась до полутора грамм в одном ковше, даже на каёлке видны были блестящие крупинки платины. Участок перемыли ковшом. За день добыча составила свыше ста грамм. Такого не раньше, не в последующие годы уже не было. За один день семья Костициных разбогатела. Набрали муки, крупы, сахару, соли, американской тушенки в квадратных банках. Купили необходимый товар и одежду. Зимой научились работать в шахтах, хотя и назвать – то их так трудно, так как были очень малы, глубиной не более четырёх метров. Более крупные шахты им были не под силу.

ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОДЫ

Кончилась война. Фронтовики вернулись домой. В 1947 году отменили карточную систему, на-род вздохнул с облегчением, и жизнь пошла своим чередом.

На прииске работает девять драг, двадцать одна артель, большие и малые. Многие жители продолжают заниматься добычей металла единолично, то есть «мелким старанием». Кроме добычных цехов в Исовском прииске трудятся вспомогательные (подсобные цеха): механический цех, энергослужбы, экскаваторно-бульдозерный, отдел капитального строительства, ремонтно-строительный, шлиховой, промышленная разведка, гужевой транспорт, лесозаготовительный. Трудящиеся перешли на восьмичасовой день, с выходными днями, с 1946 года восстановлены отпуска. После отмены карточной системы в магазинах появились продукты, в том числе: мясо, рыба, жиры, сахар, соль, икра красная и черная. В пятидесятые годы началось планомерное снижение цен на продовольственные и промышленные товары. К 1951 году в стране полностью восстановлено разрушенное войной народное хозяйство.

Многие трудящиеся Исовкого прииска за добросовестный труд в военные и послевоенные годы, отмечены высокими правительственными наградами:

Орденом Ленина награждено - 11 человек,

Орденом Октябрьской Революции - 2 человека,

Орденом Трудового Красного знамени - 24 человека,

Орденом Знак почета - 16 человек,

Медалями свыше - 400 человек.

Постепенно началось увеличение добычи металла:

1946 году добыто-2107 килограмм,

1947 году добыто-2573 килограмм,

1948 году добыто-2472 килограмм,

1949 году добыто-2580 килограмм.

С этого момента медленно, но неуклонно добыча начинает падать. Причина одна – падает содержание металла в породе, причем по всем месторождениям.

В пятидесятые годы добыча составила:

ДРАГИ

Ведущую роль в работе прииска играют драги. Они отрабатывают труднодоступные месторождения в руслах рек, себестоимость добычи металла драгами ниже гидравлической, а выработка по кубажу на одного работающего выше. Драга, отработав одно месторождение, разбирается и переносится на другое. Так произошло в эти годы с драгами № 27, №28, № 39, №40.

ТЕХНИЧЕСКИЕ ПОКАЗАТЕЛИ ДРАГ

Флагманом дражного флота на Исовском прииске остается драга № 25, на Косьинском прииске драга № 27. Драга № 25 по тем временам еще имела прочные, неизношенные механизмы, коллектив трудолюбивый, дружный, и показатели ее работы соответственно были высокими.

Показатели работы для такого типа драг очень высоки, если учесть, что в эти годы вспомогательная техника: трактора, бульдозеры, автомашины - были еще очень слабы и в небольшом количестве, поэтому многие работы приходилось выполнять вручную.

Технико-экономические показатели драги № 25:

После войны и последующие десятилетия начальниками на этой драге работали такие опытные специалисты, как: А.Ф.Мухачев, Н.Н.Данилов, Е.Г.Кузнецов. Долгие годы работали здесь и оставили о себе добрую память драгеры: М.П.Костромин, В.Казимиров, В.И.Федотов,А.С.Кабаков, старый машинист А.Г.Крупин, бригадир береговых рабочих Ф.А.Дурницын.

380-литровая драга №27 построена в 1932 году на поселке Артельный и вот уже свыше семидесяти лет работает на реке Ис, до 1953 года в составе Косьинского прииска, затем снова Исовского.

Технико-экономические показатели драги № 27:

Много руководителей сменилось на этой драге. После войны работали И.Ф.Моксунов, Е.Г.Кузнецов, затем Н.Т.Журавель, В.П.Вахрушев; последние годы работает В.А.Нахтигал.

В свое время работали здесь высококвалифицированные специалисты – драгеры, как П.И.Чернышов, А.И.Панков, Н.И.Шульга, В.Ф.Резевский, А.Н.Шульга, И.Г.Сырчиков, А.А.Пестов. 380-литровая драга №28 в 1947 году, после отработки полигона на реке Ис, близ поселка Вознесенский, была демонтирована и в 1949 году вновь построена на запасах месторождения реки Нясьма. Пошла вверх по ее течению, не дойдя до речки Большая Каменушка повернула обратно вниз по руслу реки, прирабатывая богатые целики и зачищая плотик (дно реки).

В районе устья речки Сосновки намывки достигали пять –шесть килограмм платины за сутки, содержание в отдельных местах достигало один грамм на кубометр. Начальниками драги в это время работали В.И.Жлудов, Н.Т.Журавель, С.Е.Садовников; драгеры - А.Н.Ждановский, С.П.Башкиров, С.Н.Бревенников, А.К.Беспятов.

В связи с падением добычи платины в конце пятидесятых годов руководство прииска принимает меры по сохранению дражного флота, продлению срока службы отдельных драг. В управлении прииска в послевоенные 40-50 годы работают трудолюбивые, грамотные специалисты.

Драгеры прииска - Павел Петрович Попков,

Главный инженер - Владимир Павлович Смирнов,

Главный механик - Павел Яковлевич Абакумов,

Главный энергетик - Степан Ефимович Гаврилов.

Конструкторы: Виктор Александрович Новиков и Аркадий Григорьевич Буторин.

Это был творческий коллектив, хорошо знающий свое дело, они приложили много усилий и знаний к тому, чтобы не допустить остановки добычных объектов, не снизить производительность их по переработке горной массы и в целом рентабельности предприятия.

С первой проблемой прииск столкнулся на 250-литровой драге №33, построенной в 1933 году на реке Тура, близ поселка Елкино. В 1958 году, драга, работая на увале, оказалась на глинистой, совершенно немывкой породе. Содержание хорошее, а намывки нет, месторождение по Туре отработано, идти дальше некуда, встал вопрос об остановке и демонтаже драги, коллектив оставался без работы. Тогда и было принято необычное в дражном деле решение. В бочке вместо обычных дырчатых листов установили специально изготовленные в механических мастерских листы с продолговатыми отверстиями и более мощным набором, поперечные шлюзы убрали и вместо них установили корытные мойки. Было внедрено еще ряд изменений, и драга проработала еще пару лет.

В 1960 году 250- литровая драга №29, построенная и пущенная в эксплуатацию в 1932 году на реке Выя, подошла к поселку Покровскому, месторождение далее было выработано паровыми Валерияновскими драгами и намывка боле трех – четырех килограмм в месяц не отходила, тоже встал вопрос о закрытии драги. Рядом строился Качканарский горно-обогатительный комбинат, где требовался строительный материал песок и гравий. Было принято решение о переводе этой драги на добычу песочно–гравийной смеси. На палубе драги внутрь понтона ставится бункер, рядом землесос ЗГМ-2, песок и гравий до двадцати миллиметров в диаметре с хвостовых колод по лоткам направляется в бункер, оттуда по трубе диаметром четыреста миллиметров землесосом такого же диаметра, уложенному на поплавках, подается на берег. Соединение труб на поплавках осуществляется мощными шаровыми шарнирами. Все чертежи готовил проектный отдел прииска, а запчасти в механических мастерских. Добыча платины на драге была попутной и составляла полтора-два килограмма в месяц. За 1961 год добыто 176000 кубометров песочно-гравийной смеси. Строительный материал, добытый драгой, в сравнении со сметной стоимостью Качканарского ГОКа удешевлен на пятьдесят процентов.

Таким образом, на несколько лет удалось продлить срок службы этой драги. В 1964 году драга разобрана и перевезена на Нясьминское месторождение близ поселка 20-й километр. Конструкция драги и ее узлы при этом существенно изменены. Особое внимание уделено утеплению, в результате даже в зимние месяцы температура внутри ее не понижалась ниже нуля. Драга получилась очень хорошая, удобная при маневрировании по забою, с надежной плавучестью. С первых лет работы производительность по объемам перерабатываемой горной массы была увеличена в полтора раза. В1967 году драге за высокие показатели в работе было вручено Красное Знамя Министерства Цветной Металлургии и ЦК профсоюза. В 1974 году впервые на Ису был проведен скоростной капитальный ремонт за девять суток. Драга перешла на беспрерывную круглогодовую работу с остановками на капитальные ремонты в летнее время не более пятнадцати суток. За 1975 год объем переработанной горной массы составил два миллиона тридцать тысяч кубометров. Такого результата за всю историю дражного дела на Урале, а может быть и в стране, еще не было.

Много добросовестных, трудолюбивых людей работало на этой драге в военные годы и после войны. Это известный на Ису драгер: И.И.Вострецов, один из первых награжденный орденом Ленина, драгер И.М.Водовозов тоже награжден этим орденом, драгеры: Н.Н.Толстокулаков, братья М.П. и Н.П.Гусевы, братья А.И.и Г.И. Цыгановы, В.С.Хвощевский, Бессонов и многие другие.

Трудовую деятельность драга №29 закончила в середине восьмидесятых годов на реке Полуденка, близ поселка Промысла.

В конце шестидесятых объединение «Уралзолото» делает заявку в Иркутский завод тяжелого машиностроения на поставку для Исовского прииска двух 250-литровых драг в зимнем исполнении.

250-литровая драга ИЗТМ № 26 строится в 1970 году на Мраморном. Месторождение расположено на левом берегу реки Туры, содержание по геологическим данным хорошее, но сверху большой слой пустой породы, для ее удаления здесь же монтируется и начинает работать шагающий экскаватор ЭШ-10-70А с емкостью черпака десять кубометров и длиной стрелы десять метров.

Эта драга для Исовского прииска что-то вроде испытательного полигона, здесь внедрялось много нового, прогрессивного. Например, был переоборудован главный привод на постоянном токе по системе тиристорного преобразования. Здесь с новым пультом управленияпрошла испытание установка промышленного телевидения, специалисты научно-исследоватеоьского института «Иргиредмет» вели работы, связанные с проблемой осветления воды в дражном разрезе и в прудах отстойниках. Начальником драги в это время работает Г.А.Осинцев, механиком Р.Р.Давлетгареев.

250-литровая драга №33 построена в 1969 году в верховьях реки Большая Талица, около деревни Новая Тура, номер взят со старой драги. В 1971 году на ней произведена модернизация обогатительного оборудования, установлены подвижные металлические шлюзы, что значительно облегчило труд сполоскателей. Драга с первых дней работает ритмично, ежегодно выполняя и перевыполняя плановые показатели. В первые годы начальником работал Б.А.Игошин. С 1972 года его сменил Р.А.Мальцев. На драге опытные драгеры: Ф.И.Никуленок, В.И.Федотов, Е.З.Субботин, П.М.Южаков.

Драга №40 150-литровая в 1981 году с Косьи была перенесена в верховья речки Каменушки. При этом полностью произведена модернизация оборудования, по существу был создан новый агрегат, прежде всего управление драгой полностью механизировано путем монтажа электропневматической системы, большинство подшипников скольжения заменено на подшипники качения и так далее. Начальником драги утвержден Коробейников Н.А. Пять лет отрабатывала эта драга валунистую россыпь «Каменушки», бывали дни когда только за одну смену из черпаков выбрасывали до двадцати тяжелых валунов, ломались механизмы, их восстанавливали и снова работали. В июне 1968 года драга вышла в русло реки Нясьма, в 1982 дошла до верховья речки Банной, там была остановлена навсегда. На драге работали драгеры: И.Я.Васенин, И.В.Кальсин, А.Ходырев, З.Г.Гарифов, электрослесари: А.И.Чудиновских, А.И.Скорынин и другие специалисты. В конце семидесятых на реке Тура, в районе деревень Ванюшино и Вологино была построена 250-литровая драга под №58, но русло реки оказалось скальным, и через два года она была разобрана.

В 1968 году в верховьях реки Мурзинки, впадающей в реку Ляля, построена и пущена в эксплуатацию 150-литровая драга №100. Драга перевезена, с месторождения реки Усть-Тикос модернизирована по чертежам проектного отдела. При этом был заменен одноплечевой главный привод, на двухплечевой, обычные металлические шлюзы заменены на подвижные резиновые, что явилось большим новшеством в дражном деле на Урале. Драга получилась удобной в обслуживании механизмов, хорошей плавучести, с нормальными бытовыми условиями для обслуживающего персонала. Хороший водный режим позволил коллективу драги работать в зимних условиях при капитальных кратковременных ремонтах. Содержание металла отходило сто миллиграмм и выше на кубометр. За сезон переработка горной массы составляла от девятьсот тысяч до одного миллиона кубометров, добыча металла до сто двадцати килограммов в год. Для 150-литровой драги это были очень высокие показатели. Начальниками драги работали: А.В.Фролов, Б.С.Габидулин. В.П.Есипов. В.а.Нахтигал. Техруки: Н.Н.Ведерников, Бревенников и другие. Драгеры: И.А.Кадачиков, А.А.Анкушин, К.Баданин, В.Ложеницин. в 1978 году драга подошла к руслу реки Ляля, близ поселка Юрты. Содержание по реке Ляля осталось прежним, но драге из-за загрязнения воды работать не разрешили, она была разобрана и передана в Невьянский прииск.

- авторский отдел

- предыдущая часть книги

- следующая часть книги

- главное меню