К.И. Мосин "На Исовских приисках"
ВОСПОМИНАНИЯ СТАРОЖИЛОВ пос. ИС
Давно минула война и те трудные, незабываемые годы. Люди, пережившие их, хорошо помнят, как все это было. Многие охотно делятся своими воспоминаниями о том времени, понимая, что поколения людей меняются, а история остается и ее должны знать наши дети, внуки и правнуки.
Едва ли найдется еще такая страна и такой народ, какими были Советские люди, выдержавшие такие трудности и испытания, и не сломились, выжили и вышли еще более закаленными, кристально чистыми перед грядущими поколениями. В этой главе своими воспоминаниями делятся те, кто в 1941-45 годах жил и трудился на Исовском и Косьинском приисках.
ИВАН ГРИГОРЬЕВИЧ ШУБИН
Иван Григорьевич Шубин - родился в конце 19 века в семье рабочего — литейщика Нижнету-ринского железоделательного завода. Перед Первой мировой войной 1914-1917 годы взят был в армию. В совершенстве овладел рукопашными боем и отличной стрельбой из винтовки. Был храбр и находчив. За что был награжден двумя Георгиевскими медалями и всеми четырьмя Георгиевскими крестами, после чего произведен в чин прапорщика.
Иван Григорьевич Шубин - родился в конце 19 века в семье рабочего — литейщика Нижнету-ринского железоделательного завода. Перед Первой мировой войной 1914-1917 годы взят был в армию. В совершенстве овладел рукопашными боем и отличной стрельбой из винтовки. Был храбр и находчив. За что был награжден двумя Георгиевскими медалями и всеми четырьмя Георгиевскими крестами, после чего произведен в чин прапорщика.В 1917 году безоговорочно принял Октябрьскую революцию, перешел на сторону Красной армии, воевал в ней командиром Второго Кушвинского Красногвардейского отряда, затем командиром полуроты саперного батальона. За время службы получил свидетельство об окончании курсов Красных офицеров с рекомендацией командующего Восточным фронтом М. В.Фрунзе на должность командира роты.
После десяти лет воинской службы, из которых восемь лет прошли в непрерывных боях и походах, в 1922 году вернулся на родину в Нижнюю Туру. Отдохнуть не пришлось, в закромах у отца пусто. В России царит засуха и голод, завод в Нижней Туре почти заглох, работы нет. Собрал кое-какое барахло и деньги, оставшиеся от службы в армии, и с соседом поехали в сторону Верхотурья. Там в глухих деревнях хлеб был, но зажиточные крестьяне, зная о бедственном поло-жении горожан, прижимали продукты, меняли их только на ценные вещи, а если и продавали, то очень дорого.
В октябре того же года подался на заработки в Исовские золотоплатиновые прииски. На Троицком участке устроился на работу кузнецом. Работы много, она сама просится в руки, и это радовало бывшего солдата. Участвовал в ремонте дражного оборудования, готовил вновь и ремонтировал нехитрый старательский инструмент. Трудился молча, добросовестно, не выставлял на показ свои награды. В тридцатые годы, как бывший офицер царской армии, вполне мог оказаться под подозрением. Работы не боялся, за любое дело брался с охотой. Молодой, закаленный в боях и невзгодах организм легко переносил тяжелый физический труд, а уживчивый, доброжелательный характер помог создать благоприятную атмосферу в коллективе рабочих. Его уважали. Подрастали дети, на Ису построил дом, завел корову, обзавелся хозяйством, но военную службу не забыл, охотно ездил в лагеря, для подготовки молодого поколения в Красную Армию.
Летом 1941 года началась Великая Отечественная война. Иван Григорьевич рассказывает: - Я был готов к призыву в армию. Мой ранец лежал в боевой готовности. Но этого не произошло. Первое время я удивлялся, - почему меня, бывшего и опытного командира, не берут в армию? Позднее узнал, что был оставлен на брони, да и годы уже не те, в 50 лет на разведку не пойдешь и в рукопашной схватке едва ли одолеешь молодого, здорового противника.
А вот моего друга, тоже полного Георгиевского кавалера Ивана Петровича Баранова из Нижней Туры, взяли, но на фронт он не попал, пять лет служил в Забайкалье в качестве строителя.
Почти всю войну я работал на Капитоновской шахте, близ поселка Глубокая. Вечером читал неутешительные сводки с фронта, невольно вспоминая прошлую войну, сравнивая её с этой. Тогда в пехоте были только трехлинейные винтовки со штыком, гранаты и один — два "Максима" на роту. Чувство боли за поруганную фашистами землю и гибель наших солдат не покидали меня ни на минуту. Единственная возможность помочь фронту у меня была - работать и работать. И я взял это на вооружение.
Не стоит вновь описывать те трудности, которые выпали на долю стариков, женщин и детей, оставшихся в тылу. Об этом много и подробно уже сказано.
На поверхности, под солнцем и на чистом воздухе, работать в войну было трудно, a в шахте еще труднее. Тяжело, сыро и темно. И этим все сказано. В забое работают одиночки, мастер видит их два-три раза в смену, друг друга не видят вообще целый день, только забойщик с ломом, каелкой и лопатой, да каталь с тачкой. Если что и случится, так быстро не исправишь. Здесь нужна сила и сноровка. Опытных забойщиков в смене два-три человека, а забоев пять-шесть, там старики, подростки или женщины, поэтому мастеру приходится крутиться целый день, хозяйство кроме забоев большое.
Ивану Шубину в шахте приходилось работать монтажником, слесарем, кузнецом и механиком. Часто помогал крепильщикам ставить стойки, подвешивать огнива, подбивать углы. Все это приходилось делать зачастую стоя в воде и в темноте. Только около ствола шахты тускло светились две электрические лампочки, в остальных местах редкие керосиновые фонари.
Люди перестали замечать неудобства, не считались с трудностями и со временем, не требовали дополнительной оплаты за тяжелую сверхурочную работу, понимали, что идет борьба не на жизнь, а насмерть, там гибнут люди, на поселок то в один, то в другой дом приносят похоронки, в лучшем случае возвращаются калеки.
В шахте часто происходит отключение электроэнергии, насосы останавливаются, приток воды увеличивается, быстро заполняя выработки, создается дополнительная сырость и грязь, а спецодеж-ды и резиновых сапог у многих нет, работают в мокрой одежде, стоя чуть не по колено в воде. Все это усугублялось недостатком питания. Придя домой, и наскоро переодевшись, шахтер летом идет на покос, зимой готовит дрова, или берется за дратву и лыко, чтобы детишкам и жене подшить валенки или сплести лапти. Времени на отдых не оставалось. Слов нет, трудно и опасно на фронте, там убивают и калечат, но не сладко было и в тылу. Фронтовики понимали это и, возвратившись после войны домой, не упрекали тех кто "не нюхал пороха".
В КОЖЕВЕННОМ ЦЕХЕ
Александр Петрович Ермаков родился в деревне Печмень Пермской области. Летом 1936 года родители вырвались из колхоза и с четырьмя детьми в поисках хорошей жизни приехали в Исовский район Свердловской области. Александру в ту пору минуло девять лет.
Работы на Ису много, а жилья нет. Как и сто лет назад, приезжая на золотоплатиновые прииски, крестьяне жизнь строить начинали с землянок, так и сейчас отец, мать и два старших сына 15 и 13 лет взялись за лопаты и топоры, и землянка на окраине поселка Малая Белая вскоре была готова. Прожили в ней долгих восемь лет и только в конце войны перебрались в другую, более просторную полуземлянку с надстроем из сруба, заготовленного отцом. Жизнь постепенно налаживалась, отец работал в лесу на заготовке дров для драг, жена и старшие сыновья, как могли, помогали ему, все трудились от зари до зари, в результате стали появляться деньги, а с ними небольшой, но достаток. Александр пошел в школу, к 1941 году окончил четыре класса, рассчитывал учиться дальше, но грянула война, перевернувшая наизнанку не только все планы, но и саму жизнь.
Один за другим ушли на фронт отец и два старших брата, и никто из них не вернулся домой. Все трое погибли в боях за Родину, за свою семью. Трудно описать то, что пережила и как вынесла такое горе мать, в 38 лет потерявшая самых дорогих ей людей. За старшего в семье остался Александр. В сороковом году родилась еще дочь и теперь на четыре человека, как на иждивенцев, хлеба получали один килограмм двести грамм, по триста грамм на человека.
По соседству жил друг Александра с матерью-одиночкой, они плели из ивняка корзины. Саша быстро освоил это ремесло и летом на тележке, а зимой на санях стал развозить корзины по окрест-ным поселкам и продавать или менять их на продукты, обычно давали картошку и другие овощи, а старатели иногда расплачивались хлебом. В 1942 году исполнилось 15 лет, и он пошел на работу в кожевенный цех, расположенный в поселке Комиссаровский. Небольшое деревянное здание. Тут же свинарник и скотобойня. Рабочих 6-7 человек, начальник цеха Бабин. В цех от населения и с пред-приятий поступают кожи забитого скота: коров, свиней, овец, лошадей, бывало, охотники сдавали шкуры убитых лесных диких коз.
Процедура обработки шкур трудоемкая, все вручную. Сперва в течение двух суток замачивают в бочках, враз от 50 до 100 штук, мокрые и разбухшие шкуры ножами из литовок скоблят на прими-тивном деревянном станке, сдирают шерсть. После снятия основной массы шерсти их загружают в зольник, чан размером 1,5×1,5 метра, вкопанный в землю. Туда заливают разведенную известь, чтобы окончательно вытравить оставшуюся шерсть. Работа с известью вредная, разъедает кожу на руках и других частях тела.
В зольнике шкуры вылеживаются пятнадцать суток, после чего специальными клещами их вы-брасывают и снова подвергают очистке ножами, но теперь тупыми, чтобы не порезать шкуры. Эта процедура повторяется дважды, после чего везут на реку и полощут, летом вода в реке теплая и ра-бота в некоторой мере даже приятная, но зимой ее приходится выполнять в проруби, руки страшно мерзнут, даже кожа на них трескается. Затем в зольнике в теплой воде шкуры топчут босиком и парят в кипятке, куда закладывается молотая кора ивы. Это делается для того, чтобы укрепить кожу. В этом рассоле снова лежат полмесяца, достают, сушат и, наконец, кладут в чаны размером 2 на 2 метра. Каждая шкура отдельно пересыпается мелко измолотой корой ивы. Здесь они вылеживаются целый месяц, при этом кожа задубеет, становится плотной и прочной, готовая к разделке на изделия. Весь процесс длится полгода.
Разделанная кожа идет по заказу в сапожную мастерскую, на драги, гидравлики, в старатель-ские артели или просто на продажу населению. В 1944 году цех перевели в поселок Малая Белая, там Александр работал раскройщиком кож, по вечерам учился у соседа - сапожника, стал шить мужские и женские сапоги, на этом иногда неплохо зарабатывал. Вспоминая те годы, Александр Петрович рассказывал:
В цехе работали с утра до позднего вечера, я сильно уставал так, что приду домой, покушаю, и сразу спать до утра, пока снова не на работу. Дисциплина строгая, никто не пакостил и не воровал. Одно время у нас работал некий Мамичев. На правах мастера он соскабливал сало со шкур, и все уносил домой, с нами не делился, пока на работу не поступили раненые фронтовики Титовец Максим и Кислицин, они заставили его сало делить поровну между всеми членами бригады.
С этого момента у нас в доме появились жиры, и мы стали кушать жареную картошку. Кожевенный цех относился к продснабу, поэтому хлеба рабочему давали только 500 грамм, хотя на прииске рабочие получали по 800 грамм на день. Мать, младший брат и сестренка получали по 200 грамм, на всю семью имели кило четыреста. Кроме хлеба по карточкам ничего не получали. Имели козу, молока она давала 1-1,5 литра в день. Была с огорода картошка и другие овощи, но хлеба мало, мяса, жиров и сахару совсем не было, поэтому есть хотелось постоянно. Вечерами, после работы, и когда выпадали выходные дни, шел заготовлять дрова и сено, иногда тут же на бойне помогал забивать скот, за это мне давали бидон свежей крови, дома варили ее и ели как кашу. При забое скота пил свежую скотскую кровь.
Летом после работы, бывало, ходили с матерью мыть платину на дражных отвалах, но намывали мало, ее носили сдавать на Журавлик, получали боны, а на них покупали хлеб. Свободного времени у меня никогда не было. По вечерам и в выходные дни на улицу и в клуб гулять не ходил. Если выдавался час-другой, то я спал. В военные годы трижды на Ису проходил сборы допризывников без отрыва от производства с 7 до 9 часов вечера. Обучали военному делу: маршировали, учились рыть окопы, ходили в атаку, нагрузят вещмешок землей или кирпичами и беги с криками Ура. Хорошо хоть винтовки и гранаты были деревянные.
Моей матери досталась трудная судьба. В возрасте 38 лет стала вдовой с тремя несовершеннолетними детьми, младшей исполнился только год. Недосыпала и недоедала, в первую очередь все отдавала детям. Вся домашняя работа легла на ее плачи, заготовка дров и сена, огород, уход за скотиной и детьми. Но не согнулась, не пала духом. Я берег ее как мог. Несмотря на тяготы жизни, дожила до 95 лет. Все это время жила со мной, получая только за второго погибшего сына мизерную пенсию.
Климентию Фиогнеевичу Зудову к началу войны исполнилось 13 лет. Семья большая, кроме родителей шесть человек детей, старшему сыну 16 лет, младшей дочери один год. Отец Фиогней Епсихеевич, работал в старательской артели на Ивано-Никольской гидравлике, за поселком Дружелюбный. Председателем артели (артельщик) был Поскребышев. У отца было крепкое хозяйство: дом с дворовыми постройками, лошадь, корова, овцы, свиньи, куры, большой огород. Когда его взяли на фронт, 4 июля 1941 года, семье оставил десять мешков муки, крупу, сахар и другие продукты. Настоящие старатели всегда жили хорошо. В сентябре того же года он погиб под Ленинградом.
Старшего брата Григория взяли в 1942 году. Был грамотный, физически развит, поэтому попал в авиацию, выучился на бортмеханика, воевал на бомбардировщике, остался жив и после войны до выхода на пенсию служил в армии.
Второй из сыновей, Клим, остался за старшего, пошел пасти коров. С ранних лет любил лошадей, умел обращаться с ними, поэтому отцовскую лошадь продавать не стали, а в начале сорок второго года вместе с конем поступил на работу в техникум. Зимой возил дрова в котельную, весной распахивал целину под овес и картошку в подсобном хозяйстве техникума, которое находилось за Бушуевкой на берегу реки Выя. В качестве рабочей силы использовались студенты, зимой их кормили по низкой цене в столовой. Клим Фиогнеевич, вспоминая те годы, рассказывает: - Нас с матерью осталось семь человек, продукты от отца остались, поэтому нужды в них первое время не чувствовалось. Летом сорок второго с дедом Земленым Иваном Федоровичем вдвоем пошли стараться. Старик был коренастый, крепкий, работать мог. В Андреевском логу, за стадионом, били шахты (дудки) глубиной от трех до пяти метров. Один внизу нагружает бадью песком, второй воротом выхаживает ее вверху. В конце дня таратайкой породу везем к ручью и там промываем на мутилке. Дудку не крепили, работали, пока не начнет осыпаться. Бывало, две - три дудки выроешь впустую, а иногда попадало за день грамм 15-18,могло быть и не больше 5-6 грамм. За один грамм давали два с половиной бона, на них покупали продукты и овес для лошади. Здесь проработали недолго, около месяца, не понравилось, много пустого, а порода каменистая, тяжелая. Перебрались на территорию Ивано-Никольской гидравлики. Лошадь своя, рано утром едем на работу. Здесь шахты не бьем, песок залегает поверху, работаем в бортах. Они тоже за десятки лет уже перерыты не раз. С ковшом ищем подходящее место, берем пробу. Вот в ковше блеснуло две-три песчинки платины, здесь и начинаем рыть. Породу везем к речке, там промываем, здесь крупных намывок нет, но каждый день металл понемногу попадает, и работать на поверхности легче, чем в шахте. Старателю всегда хочется больше, вот и нам надоело собирать по 3-4 грамма в день. Сделали плот, установили на жерди черпак "пахарь" и поплыли по Ису от поселка Троицкого до Крестов. Работаем от зари до зари, пристанем днем к берегу, перекусим, попьем чаю и снова за работу, хорошо летом, в воде рыба играет, на берегу птицы щебечут, кругом зелень, но намывки те же 3-4 грамма в день, на еду семье правда хватает, хотя большого "фарту" и нет.
С наступлением холодов старание забросили. Работать стал на лошади, возил жителям сено, дрова, спрос большой, хотя заработки и не велики, тогда стеснялись со знакомых и соседей брать много, только бы прокормить себя и лошадь. Весной пахал огороды, а летом пошел работать в старательскую артель Андреевская, где председателем был Казанцев Николай, фронтовик, уволен по ранению. Артель около 50 человек, в ней работали такие опытные мужики, как Ждановских Федор Иванович, Костин Алексей Федорович, Дубовцев Андрей Павлович и другие. На гидравлике насосная станция, землесос 8Н3, гидромониторы. Землесос с зубчатой цепью, которая постоянно вращается, отгоняя от всаса мусор. Мотор для привода цепи маленький, часто горит, по ночам меня посылают за новым двигателем в Именновскую. Ночью ездить опасно, особенно осенью и зимой, в войну появилось много волков. С собой брал младшего брата, едем, бывало, а волки стоят на дороге и не уходят, берем топоры или палки и начинаем стучать по листу железа, пока не разбегутся. Однажды ночью послали меня за чем - то в поселок Артельный. Еду по лесу, вдруг на дорогу сзади выскочил медведь и страшно заревел. Лошадь подхватила и помчалась вскачь, я еле за телегу ухватился, гнали до поселка Федино, пока огни не увидели, только тогда лошадь успокоилась и перешла на шаг.
А голодные волки ночью в зимние месяцы забегали на окраины поселка Ис и драли собак. Зверя и птицы в лесах было много. Я несколько раз с другом за косачами ходил. Однажды убил 16 штук, они килограмма по полтора, еле домой принес.
Артельщик Казанцев, мужик хороший, покладистый, на рабочих не шумел, не ругался, да и причин для этого не было. Люди трудились добросовестно, работа сдельная, сколько намоешь, столько и получишь. Работали без выходных, содержание металла в породе неплохое, и намывки были хорошие. За месяц снимали по 6-7 килограмм. Особенно тщательно делали зачистку плотика перед сполоском. Мониторами смывают породу, затем лопатами и скребками зачищают песок изо всех щелей, в ямах, из-под камней. Все это тачками везут к зумпфу, а оттуда пульпу землесосом по трубе гонят на шлюзы.
Распорядок дня строгий, 50 минут работают, 10 минут перекур, обед тоже начинают и кончают по часам и все вместе. На зачистке вся артель занята, тут главное качество, бывало, каждый камень обмоют.
При передвижке землесоса на новый забой работают без перекуров и перерыва на обед. От землесоса зависела работа всей гидравлики. Работает он, значит на шлюзы поступает металл. Землесос цепляли тонкими тросами и тащили волоком по плотику ручными воротками, помогали веревками, как бурлаки и ломиками.
-Раз - два – взяли! - кричал бригадир, все наваливались, и установка двигалась вперед. Когда землесос подтаскивали уже к месту установки, артельщик давал мне денег и говорил:
- Давай, Клим, гони в продснаб, вези бочонок браги. Я, в зависимости от полученной суммы, привозил 20 или 40 литровый бочонок. На поляне уже была выложена закуска, и это событие отме-чали. Сильно не напивались, но домой расходились навеселе.
Зимой артелью били шахту на поселке Комиссаровский. Шахта большая, хорошо крепленая, с широким штреком и узкими рассечками на пять забоев. Норма выработки на одного забойщика с каталем 4,5 м3. В течение смены забойщик, чтобы не получилось обвала породы, ставил 2-3 огнива со стойками.
Особенно силой и сноровкой у нас отличался забойщик Ждановский, мужик высокий, сильный. Каталем у него была женщина под стать Ждановскому, выработка у них всегда была выше, чем у других. Породу от забоев к стволу возили тачками на расстояние до 30 метров. В главном штреке и в забоях электрическое освещение. Я зимой возил к шахте лес для крепи, на нее в основном шел ровный сосняк. Зарабатывали в этой артели хорошо. Мне кроме основного тарифа платили полтора рубля золотых за лошадь. В конце месяца, после получки, я продуктов вез почти полную телегу: муку, крупу, жиры, мясо, сахар, американские консервы в банках, давали также водку и спирт в бутылках.
В конце войны уже меня перевели в артель П.В.Крохина в Сухом логу. Когда не было работы на лошади, я управлял гидромонитором. Эта специальность мне понравилась, и я усвоил ее хорошо, особенно на выгонке песка и на подбойке породы. Здесь однажды нам попал самородок платины больше 100 грамм.
В военные годы многие жители поселка Ис занимались мелким старанием на Андреевском логу, как только отработали участок, зачистили его и перенесли землесос, сюда сразу шли люди, кто с ковшом, кто с тазиком и начинают собирать оставшийся песочек из-под камней, в ямах, расщелинах и других укромных местечках. Собранный песок промывали, Кому-то и повезет, намыл 3-4 грамма, значит день-два семья сыта.
Однажды, после войны уже, мы с жителем Песчанки Субботиным Иваном Михайловичем пробили дудку глубиной 4,5 метра и напали на хороший мывкий песок. С пяти палубков (0,5 м3) намыли сразу 104 грамма платины. Почти воз продуктов на двоих привезли домой. На жизнь я не обижаюсь. В войну жил неплохо, лошадь всю нашу семьи кормила, ну и платину промышлял немного.
ПАВЕЛ ВЛАДИМИРОВИЧ ЖИДЕЛЕВ
До 1932 года с родителями жил в деревне Большая Именная. В тот год, не желая вступить в колхоз, Жиделевы, бросив дом и хозяйство, уехали из деревни. Жить поселились у деда с бабкой в старательском поселке Благонадежный, на берегу реки Ис. Отец устроился работать на лесопилку. Родственники помогли обзавестись хозяйством, завели лошадь и корову. Началась война, и отца 31 декабря 1941 года взяли в трудармию. С матерью остались пять человек детей: три сына и две дочери. Старшему Павлу к тому времени исполнилось 15 лет. Рос бойким, сообразительным, но желания учиться в школе не проявлял, хотя способности к учебе и были. Весной 1942 года поступил учеником электромонтера на драгу номер 26 (синяя), работавшей в то время у поселка Дружелюбный. Начальником драги был Попов Николай Петрович. В ученики попал к Лужбину Павлу Андреевичу, мужику строгому, хорошо знающему свое дело и очень добросовестному. Специальность электромонтера тогда, да и во все времена, была престижной, заманчивой, требующей определенных знаний и навыков в работе. Павел это понял сразу и старался вникать в дело, изучать его, знал, что профессию эту выбрал на всю жизнь. Через три месяца сдал экзамены и получил удостоверение электромонтера самого низкого разряда, какой тогда был. Однажды Павел Андреевич послал меня на плотинку заменить перегоревшую лампочку. Я залез на столб, сменил лампочку, снял когти и присел на полянку, солнышком пригрело, и я задремал. Проснулся и побежал на драгу, а когти забыл и оставил у столба. Утром Лужбину они потребовались для перецепки проводов на столбе, а их нет. Отругал меня и велел быстро сбегать за ними. Когда я пришел обратно, Павел Андреевич говорит:
- Ну, парень, спас ты меня от смерти. Оказывается в это время, кто-то на подстанции без согласования и предупреждения включил рубильник, и будь Лужбин на столбе, убило бы его током. Напряжение три киловольта вполне хватило бы ему. Электрооборудования на драге много, моторы в основном большой мощности, все это технологически взаимосвязано, поэтому следить приходится внимательно и постоянно, за 12 часов в смену устаешь, клонит ко сну, а дома надо готовить дрова, косить сено, чистить в конюшне и так далее. Вечером с непривычки и от усталости падал в постель и засыпал как убитый.
Драга в этот год работала плохо, специалисты ушли на фронт, их заменили подростки и жен-щины, содержание металла в породе низкое, план не выполняется, и драгу остановили на консервацию. Драгеров и машинистов, какие были, перевели в другие цеха, а женщин и подростков заставили выше Дружелюбного строить плотину. Землю лопатами грузили в вагонетки и по рельсам катаем на плотину. Работа тяжелая, за день накидаешься каменистой или глинистой породы так, что еле домой идешь. Хлеба по карточке мне давали 700 грамм, а иждивенцам по 300 грамм на человека. Картошки и других овощей было вдоволь, а хлеба не хватало, мяса совсем не было, поэтому сытым я себя не чувствовал.
Смотрю дело плохо, так вообще можно застрять в землекопах. Пошел к начальнику дражного отдела Кузнецову Аркадию Федоровичу. Говорю: - Я же права электромонтера имею, переведите куда-нибудь по специальности. - Ладно,- говорит он,- переведем и меня направили на драгу № 25, Красной она тогда называлась, снова учеником электромонтера, так как опыта еще не имел, и воз-раст только 16 лет, побоялись, что не справлюсь, а то и под напряжение где-либо попаду.
Начальником драги всю войну был Алыпов Василий Егорович, человек беспокойный, всегда чем-то не доволен, начнет ругать береговых рабочих, на палубе старшего машиниста и, наконец, в драгерке драгеру достанется. Все видит, что делается, везде найдет недостатки, но люди привыкли к этому и не обижались. Драга была передовой, гремела на все "Уралзолото", план по часам чистой работы и кубажу всегда перевыполняла, а содержание было высокое, поэтому и металла давала много. Сполоск делали по два раза в сутки, даже черпаковая рама была застлана трафаретами, чтобы улавливать металл, который ссыпался из черпаков с породой. Драга работала в то время против Благонадежного. Техруком был Ведерников Николай Алексеевич, тоже человек серьезный, грамотный. Вдвоем у них хорошо получалось, но Ведерникова вскоре перевели начальником на другую драгу.
На двадцать пятой в годы войны из своих рабочих были созданы "Фронтовые бригады", дисци-плина в бригаде железная, о работе докладывали по-военному, перед сменой берут обязательство, сколько дать кубажа и часов чистой работы и так далее, за механизмами следили строго. На этой драге женщин на мужских должностях работало мало. В военные годы все было засекречено. О намывке начальник или техрук драги по телефону докладывал специальным шифром, количество намытых килограммов и грамм называл дражными деталями, например сообщает – итоги работы за сутки - два черпака, один палец и так далее. Со стороны попробуй, разберись, что это? Хорошо или плохо? В январе 1943 года меня послали электромонтером в старательскую артель Крохина Павла Филимоновича, мастером работала Соловьева Нина Матвеевна. Работал в шахте, ее глубина 12 метров. С непривычки в первое время трудно было; темно, сыро, выработки узкие. В шахте около десяти забоев на расстоянии 70-80 метров от ствола. В каждом забое работает два человека: забойщик и каталь, последний вручную катит вагонетку с породой по рельсам к элеватору, пульпа из бункера концентратососом по трубе подается наверх, на сплотки. Там на шлюзах производится промывка и сполоск металла. Работа у забойщика тяжелая, за смену нужно каелкой и лопатой набрать 4-5 кубометров породы и доставить их к стволу шахты, а порода иногда попадает крепкая. Далеко не каждый мужик мог справиться с этим, поэтому работали забойщиками обычно молодые здоровые парни и мужики, освобожденные от службы в армии по брони, и работали они, можно сказать, на износ.
В шахте имелась специальная бригада крепильщиков. В забое сперва ставят огниво с "фальшивой" стойкой, затем капитальные боковые стойки и подбивают углы. Весной, когда почва начинает оттаивать и садиться, крепь начинает сильно трещать, из нее даже сок выжимает, так как лес зимой ставится сырой, мерзлый. Артель Крохина крепкая, зарабатывали старатели хорошо. Мне стали платить бонами, их называли "золотыми" рублями. Боны в старательском магазине хорошо отоваривались продуктами. Там все было вплоть до красной икры. Однажды моя бабушка полное ведро ее принесла, но мы ее почему-то плохо ели. Нас, электромонтеров, в шахте было двое, работали мы с напарником Коркиным Павлом Петровичем по суткам, сутки он, сутки я. Пойду на работу, бабушка соберет мне узелок: хлеба, сахару, картошки, крупы на суп, но его я не любил варить, питался в основном печенками и чаем, иногда брал американскую тушенку в банках. Старатели, в большинстве своем жили хорошо, ели досыта, а дражники и рабочие подсобных цехов хуже. У них норма хлеба по карточкам маленькая, мясных продуктов почти не давали, некоторые семьи вообще жили впроголодь.
На поселке много было эвакуированных москвичей и ленинградцев. Некоторые приехали с деньгами, хорошо одетые и обутые и первое время не бедствовали, покупали дорогие продукты, меняли одежду и обувь на картошку, но потом тоже стали голодовать. Москвичи как-то скоро уехали домой, а Ленинградцы жили всю войну, им некуда было ехать.
В артели я проработал до середины июля, после чего перевели снова на 26 драгу. На прощанье Крохин наградил меня отрезом на костюм и на брюки.
Драга после отстоя готовилась к пуску. Начальником был Старков Алексей Макарович. Он на ней проработал до конца войны. Драгерами работали Хвощевский Василий Семенович, Акилов Дмитрий Александрович и Шабалин Владимир. В 1943 году шла запись добровольцев в танковый корпус. Из знакомых ушли - драгер В.М.Приз, слесарь Бабкин, заведующий гаражом С.И.Скурихин. На драге часто шли собрания, беседы по сбору средств в фонд обороны, брали повышенные обязательства и старались выполнить их, иначе и нельзя было. Люди работали хорошо, мужики, особенно у кого была бронь, вообще "вкалывали" изо всех сил, народ был настроен по боевому, никто даже не говорил, что ему тяжело или мало платят. Особенно трудно было женщинам - сполоскателям. Спецодежды не имели, осенью и зимой работали в сырости и воде в ботинках, а летом даже в лаптях, которые и выдавали в качестве спецодежды. На прииске была специальная бригада плести лапти. Помню, уже после войны, у кладовщика драги в каптерке лежала куча лаптей. Женщинам для согрева в холодное время года давали по 50 грамм спирта в день. Они обычно скапливали коллективно за 3-4 дня, и после работы в сушилке устраивали обед. Выпьют, поговорят, поплачут и песен попоют, а кто помоложе так и попляшут тут же. Начальник насчет этого не возражал, понимал, что людям нужна встряска. Женщины и заслужили такого снисхождения, а вот пьяных мужиков на драге никогда не было.
Платину на драгах, бывало, и воровали. После войны уже, на драге № 28, была разоблачена группа людей во главе с техруком драги Новиковым Епифаном Евлампиевичем. В эту группу входили также охранник, доводчик и бригадир сполоска. Они воровали шлихи, кто в карманах, кто в сапогах, а дома споласкивали. Платину несли старику на поселок Артельный, тот сдавал ее, как свою собственную и отдавал им боны. Их судили, Новикову дали 25 лет, но он почему-то быстро вышел. Остальным тоже дали прилично.
Мелким старанием, то есть в одиночку и семьями занимались многие. Я тоже пробовал. Брал ковш и шел в гидравлический разрез, на старых работах щеткой и скребком из щелей и из-под кам-ней набирал осторожно песок и у ручья доводил. Попадало нечасто и помалу, но однажды из расще-лины в камнях сразу намыл 12 грамм. В ковше сразу заблестели крупинки металла. Вот радости-то у меня было. В то время у нас дома как раз с продуктами было трудно, питались в основном одной картошкой, а тут сразу появилась мука, сахар, жиры, мясо. Были тогда на поселке и настоящие старатели. Против стадиона жил Куракин, намывал хорошо, день и ночь работал, а потом, вдруг запьет, все спустит, бывало по поселку босиком ходит. На улице Ленина жил Власов Петр Григорьевич, он от продснаба из дома торговал водкой. Все его знали и часто посреди ночи шли к нему, а он никогда не отказывал, в ночное время продавал подороже. Молодежь хотя и работала по 12 часов, но после работы все равно шла на улицу. Вечером гурьбой идем на вечеринку на Белую, с Белой на Трудный, потом на Троицкий или на Федино. Пьяных не было, без вина нам было весело, в клубах танцы, кино, бывало, и подеремся из-за девчат, но исовские всегда брали верх, так как нас было много, да и народ здесь был посмелее. По праздникам устраивали семейные вечера, сами брагу не варили, так как не было сахару, ее покупали в продснабе. Хотя и шла война, но спортом многие занимались. На прииске было две футбольные команды и две в техникуме. На стадионе устраивались матчи, к нам приезжали из соседних городов и наши ездили туда. В выходные дни трибуны на стадионе заполнены зрителями, вход на стадион по билетам, а подростки лезут через забор. В клубе Артема постоянно велась работа, устраивали концерты, спектакли, приезжали артисты из области и Нижнего Тагила, показывали кино, проводились собрания. Жизнь в поселке Ис била ключем, особенно настроение у народа поднялось в конце войны, люди твердо верили в победу. Молодежь 26 и 27 года рождения не брали в армию, им давали бронь.
После войны Павел Владимирович продолжал работать на драгах, имел много поощрений. Был награжден медалями: "За доблестный труд в годы ВОВ", «В честь 100-летия со дня рождения В.И.Ленина», тремя юбилейными медалями.
Сейчас с женой Валентиной Васильевной живут в своем доме на окраине поселка Ис, имеют небольшое хозяйство. Пять человек детей, много внуков, и правнуков, часто навещают их. Все хорошо, только вот здоровья нет, почти совсем ослеп, не видит.
НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ ПЕРМИНОВ
Родился в поселке Ис, в том же доме, где проживает в настоящее время. Отец перевез этот дом из соседнего поселка. До революции на улице, которая носит ныне название Клубная, жило три купца, поп и три кузнеца. Три кузницы, одна из которых принадлежала его деду, стояли неподалеку, на берегу реки Ис. "Отец тоже был кузнецом, а я электросварщик, и два сына моих тоже сварщики", - говорит Николай Васильевич.
Началась война, отец и старший брат ушли на фронт и Николай, не кончив 5-й класс, пошел работать на конный двор, там конюхом работала его мать, стал возить в столовую и магазин продукты. Вскоре направили учиться в Ф30, окончил по специальности - кузнец ручной ковки, но работать определили в котельно-сварочный передел центральных механических мастерских прииска, к мастеру Мителеву Сарапиону Павловичу. В переделе две бригады котельщиков вручную балодками насаживают козырьки на дражные черпаки, вгоняют валы в ролики, вальцуют бутарные листы из железа толщиной 18 миллиметров, с помощью балодки и зубила рубят холодный металл. В цехе всю смену стоит грохот железа, работа тяжелая, руки ночью болят, зимой целый день на холодном металле, все это в старости отразилось на здоровье, заболели ноги, спина и руки.
Семья пять человек, кроме матери четыре человека детей. Питались плохо, хотя с голоду и не пухли, так как имели корову и огород, картошки и других овощей было вдоволь, но хлеба не хватало. Рабочим по карточкам давали 800 грамм на день, иждивенцам 400 грамм детям, взрослым-300 грамм, пришлось заниматься мелким старанием. Нас четверо: я, мать, соседка с сыном, таким же подростком, как я. Работали за продснабовскими складами. Еще в начале века там работала "чаша", в которой под напором воды, вращающимися лопатками перемешивалась порода. Вращение лопаток осуществлялось конной тягой. Тяжелый металл /платина/ и шлихи оседали на днище чаши, а переработанная порода по лотку выбрасывалась наружу. В народе эти отходы называли "сорами". Стопроцентного улавливания металла чашей, естественно, не получалось, и часть его терялась с сорами, которые мы сейчас и перемывали. Инструмент у нас простой, можно сказать первобытный: две колоды /лотки из досок/ шириной около 40 сантиметров. Первая колода длиной 1,3 метра, она ничем не застилалась, вторая длиной примерно 1,5-1,7 метра, ее после установки застилали рогожками из морской травы, сверху дражные металлические трафареты, закрепленные уголками; примитивный самодельный ручной насос, его называли "машинкой", для подачи воды на колоды. "Машинка" представляла из себя деревянный патрубок с насаженной на него трубой диаметром 100-120 миллиметров, длиной 1,5-2метра. Патрубок имел отверстие, в котором перемещался поршень в виде простой палки, на конце которой закреплен кусок кожи. Внизу у патрубка обратный клапан. Пара лопат и старательский ковш. Все- это носим с собой, оставлять нельзя, украдут. В нескольких местах из соров ковшом берем пробу, блеснет 2-3 крупинки платины, там и копаем, тачкой везем к мутилке /колодам/ на расстоянии 20-30 метров. Наша задача перевезти 100-150 тачек. Вываливаем в верхнюю колоду, в нее же насосом качаем воду, лопатой разбираем в ней комки глины и слежавшегося песка. Все это стекает на нижнюю колоду, там происходит на трафаретах окончательное разрыхление, тяжелая платина и шлихи оседают на рогожке, а пустая порода с водой стекает, ее отбрасываем лопатами в сторону. После промывки рогожку тут же вытряхиваем в колоду, промываем водой, а оставшиеся шлихи окончательно доводим в ковше, сушим, разную мелочь и пыль отдуваем, остается один чистый ме-талл. За день намывали по 2-3 грамма, хорошее содержание нам не попадало. В тот же день несем в золотоскупку и сразу отовариваемся. Главным образом покупаем муку, сахар, соль. Мешок муки 75 кг. стоил 8 рублей /бонов/. Помнится - гармошка стоила 14 рублей. Тогда все шли на "мелкое" старание: старики, женщины, дети 10-12 лет и старше, кто с мутилкой, а кто и просто с ковшом. Ни у кого не спрашивали, где можно, а где нельзя мыть, никто и не препятствовал. Цена определенная, из чего она складывалась, никто не знал, о налогах тогда и речи не было. Некоторые старатели мыли на "Машертах". Это те же колоды, пошире и длиннее. Поверх рогожек крепится металлический лист с отверстиями, типа дражного бутарного листа. Породу валят на него, кто-нибудь качает и подает воду насосом, а 2-4 женщины скребками /короткие прямые лопатки/, разрыхляют ее.
В крупных государственных и хозяйских артелях под лист тайно ложили вторую рогожку и таким образом, крали металл.
"Мне приходилось работать в артели и на пронос" Это делается так: в логу, пока нет паводковой воды, или не качают насосы, заготовляют породу, ее подвозят со стороны или из шахты. Роют специальные канавы с уклоном, когда пошла вода, породу сбрасывают в эту канаву лопатами, тачками или конными таратайками. В канаве все это перемешивают, разбивают комки глины, чтобы было помельче. Тяжелый металл- платина, оседает тут же на первых метрах, а песок и мусор стекает дальше. Так мутят несколько дней, затем воду перекрывают, или пускают в другую такую же канаву, где происходят такие же операции, а осадок из первой канавы выбирают и везут на шлюзы, там обычным способом споласкивают. Зачистка производится очень тщательно, промоют каждый камень, выковыривают песок из любой щели, а когда рабочий вылезает из канавы, его заставляют промыть сапоги, чтобы к ним не прилипло что-либо нужное.
На Журавлике и в войну некоторые старатели жили богато - Киселевы, Дерягины, Боголюбовы. У них были лошади, места знали, где мыть, и вообще частное старание было поставлено на широкую ногу. Намывали хорошо, получали много, бывало, из золотоскупки продукты и товары везли возами: консервы, хлеб, сахар, соль, сало в бочках и прочее, а мы смотрим и только облизываемся.
На Песчанке одно время Огибенин, Пагги, Сахабуддинов, Нечкин и еще кое-кто напали на хо-роший металл и мыли до 100 граммов в день, на станок нанимали вспомогательных рабочих из числа женщин и платили им по 50 копеек /бонами/ в день. Но богатое содержание выбрали быстро.
ВЗДЫМЩИК
Галиулин Ильгим- Родился в 1928 году в деревне Куштова Татарской автономной республики. Семья жила бедно. Отец, Тайфик, куда-то часто уезжал, по году не бывал дома, мать, Фатима, без средств существования, с пятярыми детьми оставалась одна. Старшему из них, Ильгиму, девять лет. Недалеко от них, тоже бедно, жил дедушка. Он брал с собой Ильгима и водил по соседним деревням собирать милостыню. Во дворах, бывало, кусали собаки и обижали мальчишки, ходить не хотелось, но голод снова и снова гнал по чужим дворам. Зимой ходил в школу, память хорошая, ученье давалось легко, но окончить удалось только три класса Татарской школы, позднее полтора года ходил в русскую школу, на этом образование закончилось. В тридцать восьмом году отец завербовался работать на Урал. Приехали в Павду, старинный поселок на берегу реки Ляля, вокруг леса, реки, болота. По договору отработал на лесозаготовках один год, и всей семьей перебрались в старательский поселок Троицкий. Там отец поступил в Верхотурский "Химлес" вздымщиком на Осокинский лесоучасток, затем всей семьей перебрались на поселок Покровский, на берегу реки Выя, в пяти километрах от Валериановского. Здесь стояло три больших семейных барака, школы нет, электричества, радио и прочих удобств тоже нет, вокруг только тайга, да в низовьях реки Выи работает драга на добыче платины.
В 1941 году почти всех мужчин с поселка взяли в армию. Ушел на фронт и отец, а через год получили на него похоронку.
Мать на работе заменила отца, а в 1942 году Ильгим пошел работать на этот же участок вместе с ней. Он вздымщиком, мать на сборе живицы. Для чего ее заготовляют, Ильгим не знал, говорили, что она идет на приготовление реактивных снарядов к "Катюшам", может и не врут. А почему специальность называлась "вздымщик"? До сих пор не знает.
Вокруг Покровского леса, природа первозданная, многообразная хвойные леса: кедры, ель, пихта, лиственница. Особенно много сосны, с которой и берут живицу (сок). Местами хвойные леса, смешаны с другими породами деревьев: березой, черемухой, осиной, кустарником. Осенью гроздья рябины пылают, свешиваясь над дорогой, идущей от поселка Бушуевка (12 километров от Покровского) в пос. Валерьяновский.
В лесах непуганый зверь (даже охотники сюда заходят редко): медведи, волки, рыси, дикие козы, лисы, зайцы, белки и прочие пушные звери, название которых пришлые люди даже и не знают. Рябчиков, глухарей и тетеревов можно встретить прямо за огородами. Грибы и ягоды росли рядом с поселком. Малину, смородину, чернику, бруснику и клюкву носили ведрами, а кедровые орехи мешками. Ягоды продавали или сушили, так как на сахар для варенья денег не было, если и варили его, то только для праздничного стола. Лес Ильгим полюбил сразу, хорошо изучил свою делянку, от сосны к сосне которых было около 1600 штук, ходил по тропкам, известным только ему.
Операция по обработке деревьев для сбора живицы не сложная, но для подростка, которому только исполнилось четырнадцать лет, представляет некоторые трудности. Во-первых, нужно очистить ствол от толстой коры, затем специальным крючком с заостренным концом, который назывался хаком, прорезается вдоль дерева сверху вниз глубокий желобок, а к нему под углом более мелкие желобки делаются специальной стамеской, закрепленной на длинной (примерно 1,2м) деревянной ручке. Стамеска должна быть острой, как бритва, иначе резать будет очень трудно, и за день так устанешь, что руки ночью заболят так, что не уснешь. При этих операциях подростку приходится наваливаться на инструмент всем туловищем. Кроме того, у вздымщика должен быть для работы костыль, лопаточка. Понизу желобка устанавливается воронка, куда и стекает живица. При хорошей течке воронка наполняется за 2-3 дня и пока не пришли сборщики ее приходится менять, полную вздымщик оставляет тут же у дерева. При плохом изготовлении желобков живица течет плохо или не попадает в воронку. - За лето я добывал живицы несколько тонн и всегда перевыполнял задание, которое мне давали на сезон,- говорит Ильгим - за это получал премию и даже подарки. За перевыполнение норм, давали табак, мыло и другие товары, однажды даже получил отрез материала на брюки и рубашку, хлеба не давали. Его мы получали под роспись по норме, прямо из пекарни, которая была тут же в Покровском. Моя работа заключалась в обработке деревьев, а сбором живицы занималась мать. Она ходила с ведрами и сливала из воронок. Из ведер сливала в деревянные бочки, которые стояли тут же на участке около землянки. Заполненные бочки приемщик закрывал пробками и заливал их серой. На работу выходил рано утром по холодку, часа в 4-5, так как в жару живица течет хуже, желобки засоряются, их надо прочистить, да и комаров утром меньше.
Наша делянка находилась в пяти километрах от барака, поэтому я часто ночевал в землянке. Утром хорошо, воздух свежий, чистый, солнце только встает, кругом тишина, только птицы щебечут, да белки и бурундуки по деревьям снуют. Их много, я любил с ними разговаривать, давал им крошки хлеба, кедровые орехи, они привыкли ко мне и не боялись, подбегали совсем близко и смотрели на меня, ожидая подачки. Часто попадались зайцы, зимой я ставил на них петли и ловил. Около реки Выя водились медведи. Первый раз я встретился с ним недалеко от Покровского. Рано утром, как обычно, вышел из дома, дело было в конце июля или в начале августа, шел я среди редких деревьев по черничной поляне, как раз ягода была спелая и небольшой медведь лакомился ею. Я спрятался за дерево и стал наблюдать за ним, минут двадцать стоял, было не страшно, а просто интересно смотреть, как он лапами подгребал ботву и обсасывал ягоды, поел и не спеша ушел в сторону болота. После этого я видел его еще не раз, и он меня видел, каждый раз мы, как старые знакомые, спокойно расходились в разные стороны. Волки в лесу тоже были, в то время откуда-то появились дикие козы и волки охотились за ними. Первый раз я увидел его зимой, когда рубил черемушник на обруч для бочек. Волк спокойно прошел метрах в семидесяти. Он смотрел на меня, а я на него. В руках у меня был легкий плотничный топор и острая ножовка, поэтому я особенно не испугался.
В лесу всякой дичи было много, так что хищные звери были сыты, и я не слышал, чтобы волки или медведи нападали на людей.
А вот однажды у меня произошла встреча с настоящим хищником - рысью. Этот зверь опасный. Утром я обошел часть делянки и по тропинке направился к группе сосен на краю опушки леса. На небольшой поляне в наклон стояла старая полусухая сосна. Задумавшись, я вышел на эту поляну и буквально в 10-12 метрах увидел большую рысь, она лежала на большом толстом сучке этой сосны. Встреча была для нас обоих неожиданной. Рысь встрепенулась, резко подняла голову и сразу, как бы для прыжка подобрала под себя передние лапы.
В первый момент я замер на месте, а потом, медленно повернувшись боком к ней, чтобы не упускать из виду зверя, стал отступать в глубь леса. Рысь никаких действий больше не предприняла, только внимательно следила за мной, пока я не скрылся из виду. Я думаю, что она была сыта и насторожилась не для нападения, а для защиты или бегства. Зверь был крупный, уши торчком, на них, как кисточки, длинные волоски, хвост короткий, как обрубленный. Часа через два я снова пришел сюда, но ее уже там не было. Откуда она появилась? Не знаю. Больше я рысь в лесу не встречал, и другие рабочие их даже не видели в этих краях.
Ружья я не имел и охотником никогда не был, но на всякий случай всегда держал в руках, как пику острую, стамеску с длинной ручкой. В сумке через плечо у меня был уложен маленький топорик и инструмент, необходимый для работы. С годами по лесу я ходил вообще свободно, без боязни, как по своей квартире. Если зверей не трогать, по пустякам не беспокоить, они человека тоже не тронут.
Летом 1943 года в Покровское приехал директор Верхотурского лесхоза. Собрал рабочих, рассказал как дела на фронте, что делается в стране. Спросил, какие есть вопросы, просьбы. Разговаривал долго, вдруг спросил: -Кто у вас Галиуллин?- я встал, он посмотрел на меня, спросил, сколько мне лет. Я ответил, что пятнадцать - Молодец, работаешь по-стахановски. Потом подошел ко мне, погладил по голове и говорит: - учиться тебе надо бы, но что сделаешь, война.
Всех он поблагодарил за хорошую работу и сказал: - Родина не забудет вас! Но чем нас могла отблагодарить Родина после войны? На Западе разрушены тысячи городов и населенных пунктов, заводов, фабрик и колхозов. Все это пришлось восстанавливать нам же.
Зимой, когда сбора живицы не было, я работал бондарем, делал бочки под живицу. Этому меня научил наш сосед А.Чугаев. Работа кропотливая, бочки делали из черемухи на деревянных обручах, по восемь штук на каждый конец. Кроме того, научился плести татарские и вятские лапти, они отличались друг от друга. Лапти куда-то сотнями пар увозили. Сами мы тоже в лаптях ходили, летом в сухую погоду в лесу в них ходить хорошо, мягко и удобно, одевать и снимать с онучами их только долго, а так носить можно. В долгие зимние вечера молодежь, а это были в основном дев-чата, ребят почему-то мало было, собиралась в общежитии. Я хорошо умел играть на балалайке, а девчата танцевали старинный красивый танец кадриль или вальс, часто пели старинные русские песни. Пьяных за несколько лет жизни на Покровском я не видел.
Кончилась война. Долго мы ждали это. Участок наш закрыли, и люди стали разъезжаться, кто куда. Мы пешком перебрались на Ис. Я поступил кочегаром в котельную техникума. В 1947 году же-нился. Мне досталась очень хорошая, умная женщина, из раскулаченных и высланных в тридцатые годы кубанских казаков. В 1949 году взяли в армию, служить попал на Дальний восток в воздушно-десантные войска. Сделал тридцать семь прыжков с парашютом.
После увольнения из армии пришлось поработать в разных организациях, в том числе бригадиром комплексной бригады на строительстве Качканарского ГОКа. Последние пятнадцать лет работал гидромониторщиком на гидравлике № 39 у К.Ф.Виницкого.
Имею правительственные награды, был отмечен "3наком отличник Соцсоревнования Цветной Металлургии", четырьмя знаками "Победитель Соцсоревнования". Честно прожил свою жизнь Ильгим Галиуллин, к любой работе относился добросовестно, работал с огоньком, уважал людей. В жизни бывало всякое, и радости и невзгоды, но всегда оставался человеком с большой буквы.
МИШАНСКИЙ ИВАН МИХАЙЛОВИЧ
Родился и рос в сельской местности Воронежской области. Весной сорок первого года успешно закончил 7 классов, продолжить учебу решил в сельскохозяйственном техникуме и, таким образом всю свою жизнь связать с родными местами. Работа на заводе и жизнь в городе его, как некоторых односельчан, не прельщала. Он даже и во сне не мог представить, что станет горняком, да еще и добытчиком драгоценных металлов. О золоте слышал только из популярной в то время песни "По диким степям Забайкалья", которую по праздникам пели подвыпившие его родители и соседи. Все планы и сама жизнь перевернулись в одночасье, 22 июня. В этот день началась война, которую вполне справедливо назовут Великой Отечественной, о масштабах, разрухе и потерях которой в первые дни даже и не предполагали.
Правительство Советского Союза обратилось к народу с призывом - встать на защиту своей Родины. Началась организация добровольных отрядов. В один из них на станции Георгиу Дэж вступил и комсомолец Иван Мишанский. В ту пору ему было пятнадцать с половиной лет.
Отряд в полном составе погрузили в товарные вагоны с нарами и отправили в Москву, оттуда в город Вязьма Смоленской области. Здесь стали работать на строительстве противотанковых рвов. Рыли траншеи шириной пять, глубиной три метра, длиной десять километров, трудились десятки тысяч человек мужчин и женщин в возрасте пятнадцати лет и старше. С поставленной задачей справились, фашистские танки на этом участке не прошли.
Тех, кто был моложе восемнадцати лет, отправили по домам, а ребят старше восемнадцати и многих девчат взяли в армию.
Немец подходил к Воронежу, и в области усиленно велась эвакуация производственных предприятий, сельскохозяйственной техники и скота. Иван Михайлович рассказывает:
- Мы готовили стадо коров к перегону в тыл, на восток, но неожиданно поступил приказ - молодежь пятнадцать лет и старше отправить на Урал.
В Свердловске я и часть моих товарищей при распределении попали на Ис. Нам сказали, что там добывают золото и платину. Это нас удивило и заинтересовало, хотя и было страшновато. В нашем представлении добыча этого металла была связана с работой в очень трудных и опасных усло-виях, в шахтах и рудниках, и вообще казалось, что там трудятся только каторжане.
Но все сомнения развеялись, как только приехали на Ис и сразу попали в школу ФЗО. Ис пред-ставлял, из себя большой рабочий поселок городского типа со всеми культурными, образовательны-ми, медицинскими и прочими учреждениями и жили здесь обычные трудолюбивые люди, доброжелательные. В ФЗО готовили забойщиков и электрослесарей по добыче металла подземным способом.
После окончания учебы, в конце 1941 года, я получил удостоверение забойщика и был на-правлен в Артелинский горно-старательский участок, в артель имени "24-й годовщины Октября". Здесь и начал трудиться в шахте забойщиком. В ту пору Ивану исполнилось шестнадцать лет. Возраст не велик, если учесть, что в наш XXI век в шахте до восемнадцати лет вообще работать не разрешают. А тут сразу на самый трудный участок - забойщиком. Иван вырос на свежем воздухе, при здоровой деревенской пище, был среднего роста, коренастый, подвижный и от природы смекалистый парень. Пригодился опыт работы на рытье траншей под Москвой, там и тут инструмент одинаковый: лопата, ломик и кайло, правда, там под открытым небом, а здесь в полумраке и тесноте, надо было давать норму - три кубических метра за смену. Вскоре освоился, стал перевыполнять ее, пользоваться авторитетом среди старателей. От призыва в армию, как квалифицированный специалист был освобожден, получил бронь. Через некоторое время был назначен мастером, а в 1946 году, в возрасте 21 года на общем собрании избран председателем старательской артели, случай, надо сказать, редкий. В 1950 году все старатели были переведены на государственную добычу драгоценных металлов, и его назначили начальником гидравлики. На прииск в эти годы стала поступать более сложная техника, менялась и технология добычи. Образование 7 классов для руководителя горного цеха стало явно недостаточным. В 1953 году от прииска его направили на учебу в горный техникум, который через два года окончил, получил специальное техническое образование и был направлен в поселок Косью начальником гидравлики № 15 на отработку россыпей по речке Покап и Ермаковскому логу. После отработки этих месторождений работал начальником одной из крупнейших гидравлик на Ису и в Объединении "Уралзолото" номер 43, в районе поселка Глубокая на россыпи Ивановская, затем на Бушуевском увале, где и закончил свою трудовую деятельность, отработав в прииске беспрерывно сорок три года.
О том, как работал Мишанский, сами за себя говорят его награды и поощрения. Награжден был: орденом "Трудового Красного знамени"; медалями "3а доблестный труд в годы Великой Отечественной войны" и "За доблестный труд в ознаменование 100-летия со дня рождения В.И.Ленина", знаками "Отличник соцсоревнования Цветной Металлургии", "Победитель соцсоревнования", "Знаком Почета", "Ветеран труда". Неоднократно заносился на доску и в книгу Почета Исовского прииска, имел много Почетных грамот, благодарностей и денежных премий.
Сейчас эти награды, как и многое другое, стали предаваться забвению, а их ведь давали за трудовые заслуги и далеко не каждому.
Да, было: кто-то выслуживался (а в какие времена таких не было?), раздувая очередную ком-панию и сочиняя бодрые отчетные реляции; однако люди "нутром" понимали, что жить дружно, на миру, в обстановке бескорыстия, доброжелательности и взаимности - веселей, интересней, нежели каждому этаким одиноким волком гоняться за своей персональной выгодой. Были коллективные воскресники и субботники по уходу за своими улицами и скверами, по строительству жилья и профилактория, коллективные лыжные прогулки и спортивные соревнования, самодеятельные концерты, цеховые вечера трудовой славы, праздничные демонстрации и митинги под местный духовой оркестр. Многие фотографии запечатлели эти мероприятия, на них открытые, беззаботные, счастливые лица.
Перекраивая в стране человеческие отношения на рыночный лад, все это "упразднили" и на-сколько же сейчас оскудела наша жизнь!
Ивану Михайловичу и его сослуживцам посчастливилось жить и работать именно в той жизни. Ныне он пенсионер, но в свои 78 лет чувствует себя довольно бодрым. С удовольствием вспоминает молодые годы и работу на Исовском прииске.
 | - авторский отдел |  | - предыдущая часть книги |  | - следующая часть книги |  | - главное меню |